Актуальность и злободневность теории перманентной революции

Что такое теория перманентной революции? Проверила и подтвердила ли ее реальность? Актуальная ли она сегодня?

I. Возникновение теории перманентной революции

Термин «перманентная революция» впервые вводят Маркс и Энгельс. Во время революции 1848–1849 годов, а точнее «благодаря» ее провалу они поняли, что буржуазная (либерально-демократическая) и пролетарская революции в Германии не будут историческими этапами, разделенными периодом капиталистического развития в несколько десятилетий. 

«До тех пор, пока все более или менее имущие классы не будут устранены от господства»

Во Франции буржуазия возглавила революцию 1789 года, свергнув феодализм и Старый порядок, а также осуществив значительное перераспределение земли. В Германии буржуазия была и слишком слаба политически, и слишком боялась растущей силы пролетариата: она быстро встала бы на сторону реакции. Что касается демократически настроенной мелкой буржуазии, то, если бы она могла сыграть важную роль в инициировании революционного процесса, она захотела бы преждевременно положить конец последнему. Поэтому пролетариату и коммунистам было необходимо «сделать революцию непрерывной до тех пор, пока все более или менее имущие классы не будут устранены от господства, пока пролетариат не завоюет государственной власти, пока ассоциация пролетариев не только в одной стране, но и во всех господствующих странах мира не разовьется настолько, что конкуренция между пролетариями в этих странах прекратится и что, по крайней мере, решающие производительные силы будут сконцентрированы в руках пролетариев1». Хотя пролетарии должны были активно участвовать в свержении старых режимов и демократической революции, им также было необходимо стремиться к интенсификации и радикализации этого процесса, пока он не превратится в коммунистическую революцию. С самого начала они должны были осознать свои классовые интересы — в конечном итоге отождествленные с ликвидацией всякого классового господства — выдвинуть свои собственные требования и организоваться независимо, чтобы зародить семена двоевластия: «Наряду с новыми официальными правительствами они должны сейчас же учреждать собственные, революционные рабочие правительства, будь то в форме органов местного самоуправления, муниципальных советов, будь то через рабочие клубы или рабочие комитеты, так, чтобы буржуазно-демократические правительства не только немедленно утратили опору в рабочих, но и увидали бы себя с самого начала под наблюдением и угрозой властей, за которыми стоит вся масса рабочих2». По Марксу и Энгельсу «их боевой лозунг должен гласить: “Непрерывная революция”». В Германии стратегическая гипотеза Маркса и Энгельса не подтвердилась: революции не было до 1918 года, и только «сверху» было достигнуто национальное объединение и проведены лишь частичные либеральные реформы, хоть и под давлением рабочего движения. Именно в России понятие перманентной революции обрело свою полную историческую актуальность.

Закон комбинированного и неравномерного развития по Троцкому 

Троцкий начал теоретизировать о перманентной революции уже в 1904 году (в брошюре «До 9 января») и в особенности после Революции 1905 года (в «Итогах и перспективах», 1906). Как Маркс и Энгельс в отношении Германии (хотя в то время он не был непосредственно знаком с их текстами по этому вопросу), Троцкий считал, что от русской буржуазии не следует ожидать, что она возглавит подлинную либеральную и демократическую революцию. Именно под руководством пролетариата, опираясь на крестьянское большинство, возможно осуществление демократических задач, которые, следовательно, не отделялись бы от задач пролетариата (составлявших в первую очередь обобществление основных средств производства). Это связано с его анализом капитализма Российской империи. Позднее развитие капитализма, подчиненное место России в империалистической иерархии, важность экономической роли государства и власть иностранного капитала, который напрямую эксплуатировал российских рабочих, объяснялись как слабостью национальной буржуазии, так и относительно глубоким развитием концентрированного пролетариата (даже если он составлял меньшинство по сравнению с крестьянством), а также возможностью быстрого экономического роста из-за уровня существовавших тогда технологий и производительных сил. Позже он назовет это (в частности, в «Истории русской революции», 1930) комбинированным и неравномерным развитием: существующее неравенство в развитии между Россией и передовыми капиталистическими странами предполагает комбинированное развитие — в том смысле, что мы видим сосуществование удивительно различных уровней развития (от крайне отсталых деревень до ультрасовременных петроградских заводов). Установленная Троцким связь между комбинированным и неравномерным развитием и перманентной революцией в случае России была впоследствии экстраполирована на экономическое положение различных стран периферии3. Таким образом, оставалось выполнить лишь «буржуазные» революционные задачи, такие как отмена феодальных отношений и радикальная аграрная реформа, завоевание реальной национальной независимости и освобождение от империализма, в том числе и потребность в установлении демократических институтов.

Перманентная революция против социализма в отдельно взятой стране

Хотя русская революция во многом подтвердила концепции Троцкого, в середине 1920-х годов возобновилась дискуссия, в которой сталинско-бухаринский социализм в отдельно взятой стране противопоставлялся идее Троцкого о необходимости сделать революцию перманентной не только до отмены классового господства и полного социалистического преобразования общества, но и до победы социализма в мировом масштабе. После поражения Троцкий предложил свою наиболее полную теоретизацию понятия и стратегии перманентной революции в книге, большая часть которой была написана в 1929 году: «Перманентная революция». В своей работе он выделил три аспекта. Первый (противопоставлялся двухступенчатой теории) — перманентность революционного процесса или перерастание демократической революции в социалистическую, в так называемых «отсталых» странах. Второй аспект (противопоставлялся бюрократическому этатизму) — это перманентность самой социалистической революции. Социалистическая революция на самом деле далека от завершения приходом рабочих к власти или решением государства об обобществлении средств производства: «В течение неопределенно долгого времени и в постоянной внутренней борьбе перестраиваются все социальные отношения», причем перевороты касаются также «хозяйства, техники, знания, семьи, быта, нравов». Третий аспект (противопоставлялся социализму в отдельно взятой стране) относится к необходимости распространения (под страхом вырождения) революции в международном масштабе из-за глобального характера экономики: «Социалистическая революция начинается на национальной почве. Но она не может на ней закончиться. […] Международная революция представляет собою перманентный процесс, несмотря на временные снижения и отливы». Таким образом, Октябрьская революция предстает как «первый этап мировой революции, который растягивается неизбежно на десятилетия».

Мы не будем подробно рассматривать второй и третий аспекты, несмотря на то, что они вполне актуальны. Тезисы о том, что социалистическая революция выйдет далеко за рамки прихода рабочих к власти, и о том, что интернационализация революции необходима, очевидны. Но более точное описание того, что связано с артикуляцией национальных и международных масштабов и радикальной демократизацией всех общественных отношений, увело бы нас слишком далеко.

II. Перманентная революция как инструмент анализа империализма и антиимпериалистическая стратегия

Позволяет ли понятие перманентной революции анализировать ситуации и революционные процессы стран, угнетенных империализмом?

Пример национально-освободительной борьбы

Сперва стоит напомнить, что идеи Троцкого были в значительной степени подтверждены процессами, сочетающими антиимпериалистическую и социалистическую революции: китайская революция (поражение 1925–1927 годов и затем победа в 1949-м), освобождение Вьетнама, революция на Кубе.

Конечно, иногда может казаться, что различные особенности опровергают перманентную революцию, понимаемую как исторический прогноз. При всем разнообразии ситуаций, независимость стран, колонизированных в период с 1945 по 1975 год, особенно в Африке (за исключением бывших португальских колоний: Анголы, Мозамбика, Кабо-Верде и Гвинеи-Бисау), в основном была завоевана без создания социалистической системы и без гегемонии коммунистических организаций над национально-освободительным движением (хотя их влияние и связи с СССР могли быть значительными). В Алжире, хотя частичные социалистические меры под эгидой государства были начаты после обретения независимости, этот процесс, как и в Египте при Насере, не был завершен. Более того, даже когда политические силы, называющие себя коммунистическими, играли важную роль или даже возглавляли процесс национального освобождения, они опирались не столько на рабочий класс, сколько на крестьянство. Независимо от того, привели ли эти антиимпериалистические победы к экономической социализации (частичной или полной), они не привели к установлению демократических режимов.

Однако независимые государства, не атаковавшие капиталистические структуры, не освободились от оков империализма. Впоследствии нападение неолиберализма на все страны, долговое бремя, планы структурной перестройки и Вашингтонский консенсус [меры, направленные на усиление роли рынка и дерегулирование экономики — прим. ред.], а затем распад советского блока ограничили пространство для маневра, которым страны периферии могли воспользоваться до 1970-х годов. Но именно это пространство для маневра делает возможной определенную эгоцентричную политику национального развития, направленную на изменение империалистического разделения труда (то, что Самир Амин называет «delinking» [«отключение», «разрыв» — прим. ред.]) и, возможно, на создание новых связей с целью сотрудничества между странами третьего мира.

Конечно, некоторые страны, которые когда-то были угнетены империализмом, уже не являются таковыми. Но можно считать, что они пережили определенные траектории, которые нельзя обобщать, основываясь, например, на сильной поддержке со стороны США в контексте холодной войны (Южная Корея, Тайвань) или на роли экспорта нефти (в первую очередь страны Персидского залива). Наиболее сложным является случай Китая. Благодаря своему экономическому росту, показывающему, что он избежал логики «развития неразвитости» (см. Андре Гундера Франка), и благодаря своей политической мощи Китай нельзя считать подверженным империализму, даже если можно обсуждать вопрос о том, суждено ли ему заменить глобальную гегемонию Соединенных Штатов. Однако это не означает отказа от идеи перманентной революции, поскольку действительно «именно китайская революция избавилась от империалистического господства и наделила страну независимым рабочим классом, навыками, промышленностью и технологиями», создав тем самым условия для дальнейшего капиталистического развития4.

Несмотря на некоторые исключения, сложные случаи и очень разнообразные ситуации, которые не позволяют механистически установить закономерность, интуиция, лежащая в основе понятия и стратегии перманентной революции, остается принципиально верной: «Пока не произойдет подлинная социалистическая / демократическая революция — в “перманентном” процессе — вряд ли страны Юга, страны периферийного капитализма смогут приступить к решению “библейских” (выражение Эрнеста Манделя) проблем, от которых они страдают: бедности, отчаяния, безработицы, вопиющего социального неравенства, этнической дискриминации, нехватки воды и хлеба, империалистического господства, олигархических режимов, монополизации земли латифундистами…»5

Арабская весна

Таким образом, превратности революционного процесса в арабском регионе, начавшегося зимой 2010–2011 годов, показывают, насколько сильно переплетаются демократические, экономические и социальные задачи. Организация выборов в странах, затронутых волной восстания, или даже установление формального буржуазно-демократического режима, как в Тунисе, не смогли изменить структуру угнетения коренным образом, оставив запрос со стороны общества без ответа. Как отмечает Жильбер Ашкар, «перемены, необходимые региону для преодоления хронического кризиса, требуют от лидеров или ведущих органов народного движения высокого уровня революционной решимости и верности народным интересам. Такие лидеры необходимы для управления революционным процессом и преодоления сложных испытаний, с которыми неизбежно придется столкнуться в стремлении победить существующие режимы, завоевав их социальную базу, как гражданскую, так и военную. Нужны лидеры, способные взять на себя задачу наблюдения за превращением государства из машины социального вымогательства в интересах меньшинства в инструмент, служащий обществу и его трудящемуся большинству. До тех пор, пока такие руководящие органы не появятся или не одержат верх, революционный процесс будет неумолимо проходить через фазы приливов и отливов, революционных подъемов и контрреволюционных откатов»6.

В других странах региона можно увидеть, в какой степени совокупное непринятие экономических, социальных и демократических задач могло даже способствовать возвращению старых режимов (которые полностью никуда не уходили). Самым показательным примером наверняка можно назвать Египет, где «Братья-мусульмане», заявляя о своей приверженности достижениям революции 2011 года, никак не хотели рвать с неолиберальной и хищнической экономической политикой (они даже порой углубляли ее), фактическую играя контрреволюционную роль и ускорение возвращения к военщине. Идея о том, что политическая демократия — это шаг, который «на начальном этапе» нужно сделать путем заключения политических союзов с буржуазными силами, даже если они означают отказ от введения социальных преобразований, которые предполагались только после консолидации демократических структур, оказалась недолговечной: мало того что социальные преобразования никогда не происходили, так еще и разделение социальных и демократических задач способствовало возвращению диктатур и разрушению скудных пространств политической демократии.

III. Актуальность теории перманентной революции

Именно поэтому в странах периферии теория перманентной революции остается актуальной при условии ее постоянного обновления в свете нового социального и политического опыта. Как писал Михаэль Леви: «В подавляющем большинстве стран периферийного капитализма — будь то Ближний Восток, Азия, Африка или Латинская Америка — задачи подлинной демократической революции не были решены: в зависимости от обстоятельств, демократизация — и секуляризация! — государства, освобождение от имперского контроля, социальная изоляция бедного большинства или решение аграрного вопроса остаются на повестке дня. Зависимость приобрела новые формы, но они не менее жестокие и ограничивающие, чем прошлые: диктатура МВФ, Всемирного банка и вскоре ВТО — над странами-должниками, то есть практически над всеми странами Юга — через механизм неолиберальных планов “перестройки” и драконовских условий выплаты внешнего долга. […] Поэтому революция в этих странах может быть только сложной и артикулированной комбинацией между этими демократическими требованиями и свержением капитализма. Сегодня, как и в прошлом, революционные преобразования, стоящие на повестке дня в обществах на периферии системы, не идентичны тем, которые происходят в странах центра. Социальная революция в Индии не может быть, с точки зрения ее программы, стратегии и движущих сил, чистой “революцией рабочих”, как в Англии. Решающая политическая роль — признаться, не предвиденная Троцким! — которую играют сегодня во многих странах крестьянские движения и движения коренных народов (Сапатистская армия национального освобождения в Мексике, бразильское движение безземельных сельскохозяйственных рабочих (MST), CONAIE в Эквадоре), показывает важность и социальную взрывоопасность аграрного вопроса и его тесную связь с национальным освобождением»7.

Для Троцкого в передовых капиталистических странах, где буржуазная революция должна была быть завершена, перманентная революция была актуальна только в двух смыслах: продолжение социалистического революционного процесса после прихода рабочих к власти и необходимость распространения революции в международном масштабе.

Не будучи, конечно, упраздненной, «граница между “пролетарской революцией” в империалистических странах и “перманентной революцией” в странах периферии сегодня кажется более размытой, чем вчера, как в политическом (лозунги становятся все более похожими в то время, когда незаконный долг лежит в основе европейского кризиса!), так и в географическом планах, со странами, “принадлежащими двум мирам сразу”, например, Грецией»8.

В более общем плане перманентная революция как союз демократических и социалистических задач приобретает новую актуальность в самих странах империалистического центра. Длительный кризис капитализма, вспышка которого в 2008–2009 годах все еще влечет за собой последствия — и афтершоки — открыл фазу авторитарного развития в «развитых» капиталистических странах, кульминация которой еще далеко не достигнута. Этот авторитарный курс, конечно же, не является случайностью или простым идеологическим «наскоком»: он является выражением кризиса гегемонии буржуазного политического господства, следствием его структурной неспособности заручиться согласием значительной части населения, приверженности политике, которая не только не смягчает социальные последствия экономического кризиса, но и усугубляет их. Существует политическая нестабильность, выражающаяся в окончании «мирных» режимов чередования, стремительном развитии ультраправых сил, таких событиях, как избрание Дональда Трампа или брексит, многочисленных жестоких вмешательствах европейских институтов в «национальные» политические пространства (Италия, Греция и, в меньшей степени, Португалия) и так далее.

Таким образом, можно заметить, что например авторитаризм Макрона является французским выражением кризиса гегемонии господствующих классов в международном масштабе, который в различных формах разворачивается в большинстве «буржуазных демократий». Когда Макрон был избран, встал вопрос о том, представляет ли он собой решение этого кризиса гегемонии или же он является его продуктом, который в среднесрочной перспективе может только усугубить его. Сегодня все указывает на то, что, даже если его контрреформы отвечают желаниям буржуазии, кризис далек от разрешения: за реформы голосуют, их проводят, но согласия нет, о чем свидетельствует низкая популярность Макрона, которая стала очевидной еще во время президентских выборов 2017 года. Однако ничто не указывает на то, что Макрон и его люди находятся в поисках построения «новой гегемонии», поскольку их отношения с наиболее традиционными формами посредничества и, следовательно, производства согласия (партии, профсоюзы, ассоциации и даже, в определенной степени, СМИ) показывают стремление к маргинализации / окружению, а то и абсолютному господству в этих структурах.

Неразрывность демократической и социальной борьбы становится все более заметной в доминирующих капиталистических странах, так же как и в странах периферии. Именно в этом смысле мы можем понять повторяющиеся народные восстания за последние десять лет как выражение бунта против неолиберально-авторитарного капитализма, в котором «естественно» проявляются и социальные, и демократические требования. Ирак, Чили, Эквадор, Ливан, Каталония, Пуэрто-Рико, Судан, Колумбия, Гонконг, Никарагуа, Алжир, Гаити, Иран, Индия… Почти все народные движения последних лет (это также применимо к движению желтых жилетов во Франции), если они начинались как реакция на конкретные меры правительства, очень быстро превратились в глобальные восстания, ставящие под сомнение всю неолиберальную политику, проводимую в последние годы и даже десятилетия, и ставящие под вопрос саму легитимность властей предержащих и их антидемократические, порой авторитарные практики.

Во всей этой борьбе, однако, остро ощущается отсутствие общего освободительного горизонта (коммунизм, экосоциализм и т. д.), а также политических сил, позволяющих синтезировать прошлый опыт и новые радикальности, необходимых для того, чтобы представить себе революции XXI века, открыто поставив вопрос о власти. Это то, к чему может и должна прибегать перманентная революция: питаться современным социальным и политическим опытом и одновременно питать его, создавать теорию и практику, которые, вдали от телеологических или ступенчатых представлений о борьбе за социальную эмансипацию, «артикулируют политическое время события и историческое время процесса, объективные условия и их субъективную трансформацию, закон тенденций и неопределенность случайностей, ограниченность обстоятельств и свободу решений, мудрость накопленного опыта и дерзость новизны, событие и историчность»9.

Жюльен Салинг, Йоанн Эмманюэль


[1] http://www.agitclub.ru/front/mar/bund6.htm
[2] http://www.agitclub.ru/front/mar/bund6.htm
[3] Пример Китая, который рассматривал сам Троцкий, стал хрестоматийным; см. Pierre Rousset, “The Chinese Experience and the Theory of Permanent Revolution” https://internationalviewpoint.org/spip.php?article7216
[4]  Pierre Rousset, «Daniel Bensaïd, la révolution permanente: questions d’hier et d’aujourd’hui», январь 2012 года: http://www.europe-solidaire.org/spip.php?article24095
[5] Michael Löwy, “Actualité de la révolution permanent”, Inprecor, июль–сентябрь 2000 года.
[6] Gilbert Achcar, “2010-2020: The first decade of the Arab revolutionary process”. https://anticapitalistresistance.org/the-first-decade-of-the-arab-revolutionary-process/
[7] Michael Löwy, там же.
[8] Pierre Rousset, там же.
[9] Daniel Bensaïd, “Fragments pour une politique de l’opprimé: événement et historicité, 2003”.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *