Русская революция

Октябрьская революция 1917 года была самым влиятельным политическим событием ХХ века. Но поскольку история пишется победителями, мало кто знает, что Октябрь первым бросил вызов капитализму: индустриальный мир был охвачен пожаром революции, который отозвался эхом в колониальных странах. Между 1918 и 1921 годами количество членов профсоюзов и дней, проведенных в забастовках, достигло новых высот, а ряды революционного крыла социалистического движения пополнялись.

Революции, движущей силой которых был рабочий класс, произошли в Германии, Австрии, Венгрии и Финляндии. Революционные ситуации (то есть реальный, непосредственный потенциал революции) возникли в Италии и некоторых частях Франции и Польши. В меморандуме, посланном на Парижской мирной конференции 1919 года, премьер-министр Великобритании писал:

Вся Европа находится в революционном настроении. Рабочие испытывают глубокое чувство неудовлетворенности условиями жизни, существовавшими до войны; они полны гнева и негодования. Весь существующий социальный, политический и экономический порядок ставится под сомнение массой людей от одного конца Европы до другого1.

Волна возмущения не обошла стороной и Северную Америку. В 1919–1920 годах в Канаде прошла волна массовых забастовок, в том числе несколько общегородских стачек. Большинство вышли бастовать в знак солидарности с другими рабочими, что было верным признаком радикализации. Тогдашний премьер-министр Роберт Борден вспоминал:

В некоторых городах имела место намеренная попытка свергнуть существующую структуру Правительства и заменить ее грубыми, фантастическими методами, основанными на абсурдных представлениях о том, что было сделано в России. В некоторых городах пришлось подавлять революционные методы железной рукой, и я не уклонился от этого2.

После того, как полиция присоединилась к бастующим, федеральное правительство вооружило буржуазных боевиков, и Виннипегская всеобщая забастовка превратилась в небольшую гражданскую войну. Действительно, необходимость сдерживания и подрыва сопротивления трудящихся была одним из мотивов правительства при создании в то время Королевской канадской конной полиции. Было решено, что муниципальная и провинциальная полиция в одиночку не справлялась с этой задачей.

В период 1916–1920 годов количество членов профсоюзов в США увеличилось вдвое и достигло 5 миллионов человек. Невероятно, но в 1919 году бастовало более 4 миллионов рабочих — 20% от рабочей силы. В том же году 65 000 сталелитейщиков организовали крупнейшую в истории США стачку — и всеобщая забастовка накрыла Сиэтл3.

Но везде, кроме России, революционная волна была отбита4. Эта неудача легла в основу последующего подъема фашизма (антирабочего, антисоциалистического движения, которому повсюду симпатизировала буржуазия и зачастую оказывала ему материальную поддержку), а также сталинистского тоталитаризма. Роза Люксембург, лидерка революционных социалистов Германии, убитая в январе 1919 года протофашистскими отрядами, правильно оценила альтернативы, с которыми столкнулось человечество: «Социализм или варварство».

Но если связь между крахом революционной волны на Западе и подъемом фашизма достаточно ясна, связь с подъемом сталинизма менее понятна.

Две революции

В 1917 году в России было две революции: одна в феврале, а другая в октябре. Свергнув монархию и ее тоталитарный режим5 в феврале 1917 года, народные массы не собирались бросать вызов капитализму. Это объясняет, почему они позволили либералам, основным представителям имущих классов (то есть капиталистов и дворянства), сформировать временное правительство.

Целями рабочих и крестьян были демократическая республика, аграрная реформа (конфискация земли аристократии и ее бесплатное распределение среди крестьян), отказ от целей российской империалистической войны в пользу активной демократической политики и восьмичасовой рабочий день.

Различные социалистические партии, включая большинство большевиков, поддерживали либеральное правительство. Однако благодаря возвращению Ленина в Россию в начале апреля большевики вскоре кардинально изменили свою позицию. Если Ленину и удалось так быстро переубедить своих однопартийцев, то это потому, что подавляющее большинство рядовых членов партии из рабочего класса и представителей ее руководства среднего звена уже давно на основе прошлого опыта пришли к выводу, что имущие классы выступают против демократии и активно поддерживают российский империализм. Согласно этой точке зрения, от которой большевистское руководство временно отказалось в эйфорические дни внешне проявляемого национального единства, последовавшие за Февральской революцией, Октябрьская революция могла победить только в том случае, если бы ею руководило правительство рабочих и крестьян, противостоящее имущим классам.

Что действительно было новым в позиции Ленина в апреле 1917 года (кратко изложенной в его знаменитых «Апрельских тезисах»), по крайней мере, для большевиков, так это то, что он теперь призывал к социалистической революции в России. Он пришел к этой позиции где-то в 1915 году, проанализировав мировую войну и возможности революции, которые война открыла во враждующих странах. Но на самом деле Троцкий, как и другие деятели левого крыла русского социализма6, еще раньше пришел к выводу, что революция в России, какими бы ни были ее первоначальные цели, сможет одержать победу, только если она свергнет капитализм.

С конца апреля 1917 года большевики призывали к формированию правительства советов, в которые рабочие и солдаты (последние были в большинстве своем из крестьян) избирались во время Февральской революции. Это будет исключительно народное правительство, которое лишит привилегий имущие классы.

Поначалу эта позиция не получила большой поддержки населения. Многие думали, что она без всякой на то необходимости оттолкнет имущие классы, которые поддержали революцию в феврале. Многие полагали, что она спровоцирует гражданскую войну, которая никому не была нужна. (Петроградские металлисты, радикальное ядро ​​рабочего движения, были заметным исключением. В столице России Петрограде некоторые районные советы требовали установления власти советов еще во время Февральской революции.)

Но после восьми месяцев бездействия и подрывной деятельности либерального правительства правота большевиков стала очевидна для народных масс, которые столкнулись с растущей угрозой контрреволюционного военного переворота, опиравшегося на локаут промышленников. Везде массы требовали немедленной передачи власти советам. Она произошла 25 октября, или 7 ноября по западному григорианскому календарю, почти не было допущено кровопролития.

С этой точки зрения Октябрьскую революцию следует рассматривать как акт защиты февральской демократической революции от непосредственной угрозы контрреволюции. Но поскольку вторая революция была направлена ​​против имущих классов, она неминуемо спровоцировала антикапиталистический импульс. В то же время Октябрь был больше, чем просто актом защиты. Советы пришли к власти в надежде вдохновить народные классы на Западе последовать примеру России.  Октябрьская революция была не просто выражением интернационалистского идеализма — на нее смотрели как на фундаментальное условие выживания революции.

Надежда на мировую революцию

Как марксисты, большевики считали, что в России, очень бедной, в основном крестьянской стране, нет материальных и политических условий для социализма. Россия нуждалась в поддержке развитых социалистических стран на Западе, чтобы осуществить социалистические преобразования. Но были и другие, гораздо более насущные проблемы, которые не могли найти решения без поддержки революций на Западе.

Начнем с того, что капиталистические государства никогда не допустили бы социалистической революции в России. По сути все промышленные страны (и некоторые непромышленные) отправили войска против советов и (или) финансировали местные контрреволюционные силы. Они также установили экономическую и дипломатическую блокаду советского государства.

Другой насущной проблемой было крестьянство, составлявшее около 85% населения. Крестьяне поддержали бы большевиков, поскольку те провели земельную реформу и вывели Россию из империалистической войны, но как класс (особенно его наиболее зажиточные и середняцкие элементы — последние составляли большинство) крестьянство не было стихийно коллективистским. Сразу после распределения земли крестьяне повернулись бы против рабочих, а те были бы вынуждены принять коллективистские меры, чтобы защитить революцию и обеспечить собственное физическое выживание.

Этот анализ поддерживало не только высшее большевистское руководство. Его широко разделяли рабочие массы, которые остро реагировали на взлеты и падения классовой борьбы на Западе. Меньшевики, которые как «ортодоксальные марксисты» первоначально отказались поддержать Октябрьскую революцию, потому что в России не было условий для социализма, также разделяли этот анализ. Вот почему, когда в декабре 1918 года вспыхнула Германская революция, большинство партии наконец выступало за власть советов: революция на Западе сделала Октябрьскую революцию жизнеспособной.

Вопреки всем ожиданиям, революция в России, которой пришлось организовать армию с нуля даже в условиях коллапса экономики, выдержала натиск капиталистического мира, несмотря на собственную изоляцию. Это стало возможным во многом благодаря подъему рабочих на Западе, который ограничил возможность военной интервенции империалистических государств.

Как объяснял один историк:

Государственные деятели в Париже сидели на тонкой корочке твердой почвы, под которой бурлили вулканические силы социальных потрясений… Таким образом, была одна правдоподобная причина, по которой союзные державы не могли оправдать надежды белых и совершить интервенцию с большим количеством войск: надежных войск не было. По общему мнению как ведущих государственных деятелей, так и военных, попытка отправить большое количество солдат в Россию, вероятно, привела бы к мятежу7.

В ответ на настоятельный призыв Уинстона Черчилля направить в Россию больше войск британский премьер-министр [Дэвид Ллойд Джордж — прим. ред.] ответил, что «если Великобритания предпримет военные действия против большевиков, сама Великобритания станет большевистской, и у нас будут советы в Лондоне». Возможно, он преувеличил непосредственную угрозу, но отказ портовых рабочих грузить оружие, массовые демонстрации по всей стране, прямая угроза всеобщей забастовки и намек на еще более решительные действия (было создано 350 местных трудовых советов, ждавших лишь сигнала к восстанию) удержали Великобританию от широкомасштабной интервенции вместе с Францией от имени Польши, вторгшейся в Россию в августе 1920 года.

Такая самоотверженность Лейбористской партии, совершенно несвойственная ее в целом реформистскому руководству, много говорит о том времени8. Она внесла прямой вклад в дело защиты революции.

Революция также устояла против враждебного отношения крестьян, которых отталкивала хлебная монополия советского правительства и его политика изъятия излишков сельскохозяйственной продукции, а также многого того, что не было излишками. Но крестьяне также понимали, что большевики — это единственная сила, способная организовать победу над контрреволюцией, которая утопила бы сельскохозяйственную реформу в море крестьянской крови9.

Например, весной 1919 года в Среднем Поволжье вспыхнуло крупное крестьянское восстание. Через несколько месяцев белый генерал Деникин начал крупное наступление с юга, рассчитывая на поддержку крестьян. Для большевиков это был один из самых отчаянных моментов гражданской войны. Перепробовали все, включая репрессии, пропаганду, налоговые льготы для середняков, амнистию участникам восстания — ничего не помогало.

Ситуация изменилась только тогда, когда армия Деникина подошла к Москве и крестьяне увидели в возвращении помещиков реальную, непосредственную угрозу. В тот момент восстание просто угасло само по себе, и почти миллион крестьян-дезертиров добровольно вступили в ряды Красной Армии10.

Трагические последствия

Но за победу советов после трех лет гражданской войны и иностранной интервенции пришлось заплатить ужасную цену: миллионы погибших, в основном от голода и болезней; разрушенная экономика; рабочий класс, движущая сила революционного движения был обескровлен и разрознен. Как и из изоляции революции, так и из социально-политической ситуации выросла и укрепилась в последующие годы бюрократическая диктатура.

Вот почему Сталин, поправ марксистский анализ, заявил в 1924 году, что СССР действительно может построить социализм в изоляции. Среди прочего, его «теория» служила оправданием подчинения зарубежных коммунистических партий интересам советской бюрократической элиты и политики, согласно которой эти партии должны отказаться от цели социалистической революции.

Бюрократический режим, который вскоре сокрушит свой собственный рабочий класс под пятой репрессивной машины и будет держать его в атомизированном состоянии в течение следующих 60 лет, не только не интересовало участие в революциях за рубежом, особенно в развитых капиталистических странах, но скорее он чувствовал от них прямую угрозу.

Один революционер так объяснил требование национализировать фабрики (меру, которой в октябре 1917 года большевики не предвидели11), которое весной 1918 года выдвинули фабрично-заводские комитеты:

Условия были такими, что фабзавкомы стали полными хозяевами на предприятиях. Это было результатом всего развития нашей революции, неизбежным результатом разворачивающейся классовой борьбы. Пролетариат не столько шел к этому, сколько его вели обстоятельства. Ему просто надо было делать то, что в данной ситуации невозможно было не делать.

Каким бы ужасным это ни показалось многим, это значит полное устранение капиталистов от дел. Да, «социалистические эксперименты», как усмехаются наши противники. Да, и надо сказать: то, что теперь приходится делать рабочему классу России, есть устранение капитализма и воссоздание всего хозяйства на новых социалистических основах. Это не «фантастическая теория» и не «свободная воля» — у нас нет выбора. И поскольку это делается рабочим классом, и капиталисты устраняются в курсе революционной борьбы, это должно быть социалистическим регулированием…

Будет ли это еще одна Парижская Коммуна12 или приведет это к мировому социализму, это зависит от международных обстоятельств. Но у нас абсолютно нет другого выбора13.

Даже 104 года14 спустя еще слишком рано подводить окончательный итог Октябрьской революции с социалистической точки зрения. Но сегодня, когда кажется, что от этой революции ничего не осталось (только время покажет, является ли это заблуждением), можно по крайней мере сказать: «Хоть они были прижаты к стене, они не побоялись попробовать». Русские рабочие начали смелое контрнаступление, и у них появился шанс на победу. Хорошо, что они не избрали бессильную оборонительную тактику, обещавшую верное поражение. Сегодня, когда на карту поставлено само выживание человечества, рабочие, несомненно, могут извлечь уроки из Октябрьской революции.

Давид Мандель

[1] Цит. по F. Nitti, Peaceless Europe, London 1922, 94.
[2] B. Palmer, The Working Class Experience, Toronto, M&S, 1992, 2nd ed., 200
[3] D. Brody, Workers in Industrial America, N.Y., Oxford University Press, 1980, 44–45.
[4] В разных странах по-разному, но это стало результатом сочетания государственных репрессий, иностранной интервенции, экономического кризиса и растерянного, нерешительного или откровенно предательского руководства. (У последнего фактора, конечно, более глубокие корни, которые все еще требуют адекватного анализа.) Нельзя сказать, что революция безотлагательно стояла на повестке дня в каждой стране, переживавшей подъем рабочей силы. Но сомнительно, что капитализм, по крайней мере в Европе, мог бы долго противостоять последствиям победы в любой крупной западной стране наряду с Россией.
[5] До революции 1905–1907 годов Россия была единственным крупным европейским государством без какой-либо формы политического представительства, даже чисто совещательного, и режим не терпел никаких независимых политических и общественных структур. Как только революция потерпела поражение, старый режим во всех практических отношениях был восстановлен.
[6] Троцкий дал наиболее убедительный анализ, но он был далеко не единственным, кто пришел к такому выводу после опыта 1905–1907 годов.
[7] W.H. Chamberlin, The Russian Revolution, N.Y., Universal Library, 1962, vol. 2, 152.
[8] Braunthal, 188–89.
[9] С крестьянами такое уже происходило после провала революции 1905 года.
[10] Т. В. Осипова, Российское крестьянство в революции и гражданской войне. М.: Стрелец, 2001. С. 320
[11] Партия вступила в Октябрьскую революцию без четкой экономической программы. Это частично отражало мнение, что то, что было возможно в России, зависело от того, что происходило на Западе. Ленин в то время говорил о «государственном капитализме» — концепции, которая отличалась от западной военной экономики главным образом одним важным элементом: государственная власть принадлежала бы народным классам.
[12] Парижская коммуна 1871 года, первое рабочее правительство, просуществовала менее двух месяцев, после чего последовали кровавые массовые репрессии, организованные буржуазным правительством.
[13] И. И. Скворцов-Степанов, От рабочего контроля к рабочему управлению в промышленности и земледелии. Петроград, 1918. С. 14.
[14] В оригинальном тексте Давида Манделя, написанном в 2007 году, автор говорит о 90 годах.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *