Публикуем главу из книги Хайди Хартманн «Несчастливый брак марксизма с феминизмом: путь к более прогрессивному союзу». Эта работа является классическим текстом американского феминизма. На русском языке с комментирующим фрагментом Чинции Арруцца она скоро выйдет в Свободном марксистском издательстве. Над книгой работали: Алиса Клоц (перевод), Ирина Тартаковская (перевод, редактура), Кирилл Медведев (перевод, составление).

Как нам увидеть патриархальные общественные отношения в капиталистических обществах? Кажется, будто каждая женщина угнетена лишь своим конкретным мужчиной, и ее угнетение – ее личное дело. Отношения между мужчинами и между семьями также кажутся фрагментарными. Сложно разглядеть в отношениях между мужчинами, а также между мужчинами и женщинами, патриархат как систему.

Однако мы утверждаем, что патриархат как система отношений между мужчинами и женщинами при капитализме существует, и что в капиталистических обществах имеет место тесный союз между патриархатом и капиталом. При этом, если начинать с концепции патриархата и понимания капиталистического способа производства, становится очевидно, что союз между патриархатом и капиталом не был неизбежен: интересы мужчин и капиталистов часто противоположны, особенно в вопросе использования женского труда.

Вот один пример того, каким образом этот конфликт может проявляться: большинство мужчин, вероятно, предпочтут, чтобы женщины оставались дома и обслуживали их. Небольшая группа мужчин – капиталистов хочет, чтобы большинство женщин (но не их собственных) работали по найму. Изучив этот конфликт, связанный с женской рабочей силой в историческом контексте, мы сможем определить материальную базу патриархатных отношений в капиталистических обществах, а также основания союза между капиталом и патриархатом.

Индустриализация и развитие принципа семейной зарплаты

Марксисты сделали очень логичный вывод из социального феномена, свидетелями которого они были в девятнадцатом веке. Но они недооценили мощь существовавших патриархатных общественных сил, с которыми предстояло бороться развивающемуся капиталу, и его потребность в приспосабливании к ним. Индустриальная революция втягивала в рынок труда всю рабочую силу, включая женщин и детей; более того, первые фабрики использовали исключительно женский и детский труд. Тот факт, что женщины и дети могли зарабатывать деньги независимо от мужчин, с одной стороны, ослаблял властные отношения (как уже говорилось в первой части), с другой, поддерживал низкие зарплаты для всех. В 1892 Каутский описывал этот процесс таким образом:

«[Затем, когда] жена и дети трудящегося … оказываются способны обеспечивать себя, заработную плату работника можно спокойно сократить до уровня, необходимого для удовлетворения его нужд, не рискуя таким образом сократить приток свежей рабочей силы. Более того, труд женщин и детей обладает еще и тем преимуществом, что женщины и дети менее способны к сопротивлению [sic], а их вхождение в рынок труда значительно увеличивает количество доступной рабочей силы. Следовательно, труд женщин и детей … также ограничивает способность мужчин к сопротивлению [рабочего – мужчины], так как он перенасыщает рынок; таким образом женский и детский труд снижает уровень заработка работника – мужчины».

Марксисты осознавали тяжелые последствия низких зарплат и насильственного вовлечения всех членов семьи в рынок труда для рабочих семей. Каутский писал:

«В большинстве случаев капиталистическая система производства не разрушает семью трудящегося полностью, но лишает ее всех приятных сторон. Активность женщин в производственной деятельности … добавляет дополнительное бремя к уже существующему. Семья трудящегося страдает каждый раз, когда жене приходится помогать мужу зарабатывать на хлеб насущный».

Мужчины-рабочие, как и Каутский, видели отрицательные стороны женского труда. Женщины, становясь дешевой рабочей силой, оставались женами, которые не могли «служить двум господам» одинаково хорошо. Мужчины-рабочие сопротивлялись полному включению женщин и детей в рынок труда, старались лишить их возможности быть членами профсоюзов и даже в принципе зарабатывать наемным трудом. В 1846 году «Защитник десятичасового труда» (Ten Hours Advocate) писал:

«Абсолютно очевидно, что любые попытки улучшить моральные и физические условия фабричных работниц будут безрезультатны, если их рабочий день не будет сокращен. Более того, мы утверждаем, что замужним женщинам станет гораздо лучше, если они будут заняты домашним хозяйством, не стараясь угнаться за безостановочным движением машин. Мы надеемся, что недалек тот день, когда мужчина сможет содержать свою семью, не отправляя жену изнывать от тяжелой работы на хлопкопрядильной фабрике».

В США в 1854 году Национальный союз печатников принял резолюцию «не способствовать своими действиями найму наборщиков – женщин». Мужчины – члены профсоюза выступали против того, чтобы профсоюз защищал права женщин, более того, мужчины пытались добиться их исключения. В 1879 году Адольф Штрассер, президент Международного профсоюза производителей сигар, заявил следующее: «Мы не можем изгнать женщин из отрасли, но мы можем ограничить дневные квоты на их труд путем принятия соответствующего фабричного закона».

Проблему дешевизны женского и юношеского труда могли бы решить путем создания соответствующих профсоюзов, однако таким образом невозможно было остановить разрушение семейной жизни. Мужчины ограничивали возможность женщин вступать в профсоюзы и требовали принятия законов, защищающих труд женщин и детей. Эти законы, с одной стороны, ограничили самые чудовищные формы эксплуатации женского и детского труда, с другой – ограничили найм взрослых женщин на «мужскую» работу. Мужчины стремились оставить высокооплачиваемую работу за собой и в целом повысить заработную плату для мужчин. Они требовали заработной платы, достаточной для содержания семьи. Эта система «семейной зарплаты» постепенно стала нормой для стабильных рабочих семей в конце девятнадцатого – начале двадцатого века.

Некоторые наблюдатели отмечали, что не работающая по найму жена была стандартным атрибутом семейной жизни рабочего. Вместо того, чтобы бороться за равную оплату труда для мужчин и женщин, мужчины требовали «семейной зарплаты», стремясь использовать труд женщин лишь в пределах домохозяйства. Возможно, при отсутствии патриархата объединенный рабочий класс мог бы выступить против капитализма, но патриархатные общественные отношения разделили рабочий класс, подкупив одну часть (мужчин) за счет второй части (женщин). Иерархичность и солидарность мужчин сыграли одинаковую роль в таком разрешении конфликта. «Семейная зарплата» в таком случае может рассматриваться как способ разрешения конфликта между патриархатными и капиталистическими интересами, возникшего в борьбе за контроль над женским трудом.

Установление семейной зарплаты для большинства взрослых мужчин предполагает, что мужчины не только приняли это как условие, но и непосредственно участвовали в сговоре за установление низкой оплаты труда других: молодых рабочих, женщин и мужчин с более низким статусом (ирландцев, чернокожих, и т.д., низших групп в патриархальной иерархии, лишенных многих из благ патриархата). Низкая оплата труда детей, женщин и мужчин с низким статусом закрепляется при помощи сегрегации рынка труда, поддерживаемой в свою очередь профсоюзами и менеджментом, а также дополнительными институтами, такими как школы, программы подготовки и даже семьи. Разделение труда по половому признаку, которое ведет к тому, что женщины получают лишь наименее оплачиваемую работу, одновременно закрепляет экономическую зависимость женщин от мужчин и поддерживает представление о мужской и женской сферах.

Следовательно, для большинства мужчин введение семейной зарплаты укрепило основу их мужского доминирования. Во-первых, женщины зарабатывают меньше мужчин. Более низкая оплата женского труда на рынке усиливает материальное превосходство мужчин над женщинами и подталкивает женщин к «карьере» жены. Во-вторых, женщины выполняют работу по дому, воспитывают детей, а также оказывают другие услуги, которые отвечают интересам мужчин. Необходимость же выполнять обязанности по дому еще более снижает ценность женщины на рынке труда.

Можно считать, что это положение, характерное для начала двадцатого века, реализует интересы и капитала, и патриархата. Как замечали многие исследователи, капиталисты понимали, что чрезвычайно тяжелые условия, в которых находились рабочие семьи в период индустриализации девятнадцатого века, не позволяют им адекватно воспроизводиться. Капиталистам было ясно, что домохозяйки производят и поддерживают здоровье рабочего лучше, чем работающие по найму жены, и что образованные дети будут лучшими рабочими, чем необразованные.

Эта сделка, согласно которой мужчины получали семейную зарплату, а женщины оставались дома, устраивала капиталистов, так же как и рабочих мужчин. И хотя условия сделки со временем изменились, очевидно, что до сих пор женщины и женский труд по обслуживанию семьи служат и капиталу, которому они поставляют рабочую силу, и мужчинам, которым они создают пространства для реализации своего превосходства. Кроме того, женщины, обслуживая своих мужчин и свои семьи, служат капиталу как потребители. Семья же, как нам показали Файрстоун, Франкфуртская школа и многие другие, является местом, где учатся подчинению и доминированию. Послушные дети становятся послушными работниками; мальчики и девочки выучивают соответствующие роли.

Хотя семейные зарплаты показывают, что капитализм приспосабливается к патриархату, изменение статуса детей показывает, что и патриархат приспосабливается к капитализму. Дети, как и женщины, были исключены из сферы оплачиваемого труда. С сокращением возможностей зарабатывать деньги юридическое положение детей по отношению к родителям изменилось. В США в начале индустриальной эры считалось, что отцы играют решающее, первостепенное значение в реализации потребностей своих детей, в их счастливом развитии; отцы получали приоритетное право на опеку детей. Как показывает Кэрол Браун, с уменьшением возможности участвовать в поддержании экономического благополучия семьи, дети все больше и больше стали рассматриваться как сфера заботы матерей; матери получали приоритетное право на опеку ребенка в случае конфликта из-за родительских прав. В этом случае патриархат приспособился к изменениям в экономическом положении детей: когда дети были производителями, мужчины заявляли на них свои права; как только дети потеряли свою производительность, их отдали женщинам.

Партнерство в двадцатом веке

Предсказания марксистов девятнадцатого века о том, что под давлением капитализма, который требует пролетаризации всех, патриархат отомрет, не сбылись. Они не только недооценили силу и гибкость патриархата, они также переоценили силу капитала. Новые социальные силы капитализма, разрушившие феодальные отношения, представлялись им всемогущими.

Современному наблюдателю очевидны различия между тенденциями развития «чистого» капитализма и «реального» капитализма, повседневно сталкивающегося с историческими силами. Обсуждаемое «партнерство» капитала и расового порядка, а также сегментация рынка труда служат дополнительным примером того, как «чистые» капиталистические силы сталкиваются с исторической реальностью. В этом процессе капитализм показал себя невероятно гибким.

Марксисты, изучающие Южную Африку, утверждают, что, хотя расовые порядки препятствуют всеобщей равной пролетаризации, это не значит, что расовые барьеры препятствуют накоплению капитала. На абстрактном уровне можно говорить о том, каким образом капитализм получает «наибольшую» прибавочную стоимость. Однако в конкретных исторических ситуациях капитализму приходится решать вопрос социального контроля, сопротивления групп рабочих и вмешательства государства.

Государство вмешивается, потому что ему необходимо воспроизводство общества целиком; иногда приходится придерживать некоторых капиталистов, чтобы преодолеть наиболее негативные тенденции капитализма. Принимая во внимание эти факторы, капиталисты максимизируют наиболее разумную прибыль. Даже принимая во внимание, что ради социального контроля капиталисты организуют работу каким-то конкретным образом, в капитализме нет ничего, что бы определяло, кто (т.е. какие индивиды с какими предписываемыми характеристиками) будет занимать высокие, а кто низкие ступени в иерархии рынка труда. И, конечно, свою роль играет тот факт, что капиталисты являются частью доминирующей социальной группы и, следовательно, оказываются сексистами (и расистами). Капитализм наследует приписываемые характеристики как доминирующих, так и подчиненных групп.

Недавно появившийся тезис о том, что монополистический капитал приводит к сегментации рынка труда, согласуется с подобным толкованием. Когда капиталисты намеренно сегментируют рынок труда, используя указанные свойства, чтобы разделить рабочий класс, это, очевидно, является следствием необходимости социального контроля, а не императива накопления в узком смысле. И не все попытки разделить оказываются со временем успешными (именно в том, что касается разделения) или прибыльными. Способность капитала формировать рабочую силу зависит и от императива накопления в узком смысле (например: если производство организовано таким образом, что требует коммуникации между большим количеством работников, то лучше чтобы все они говорили по-английски) и от общественных сил внутри общества, которые подталкивают/принуждают капитал к тому, чтобы приспосабливаться (содержание раздельных туалетов для белых и чернокожих в Южной Африке с экономической точки зрения является накладным для капиталистов, но чтобы заставить южноафриканских белых ходить в одни туалеты с чернокожими, потребовались бы еще большие расходы).

Если первой частью нашего тезиса о развитии капитализма является утверждение, что капитал не всесилен, то второй частью является утверждение, что капитал невероятно гибок. Накопление капитала сталкивается с существующими общественными формами, которые он разрушает, но к которым и адаптируется. «Приспособленчество» капитала нужно рассматривать как проявление силы этих существующих форм, их упорства в новых условиях. При этом они не остаются неизменными. Идеология, которая определяет то, как понимаются раса и пол сегодня, например, в значительной мере определяется расовым и половым разделением в процессе накопления.

Семья и семейная зарплата сегодня

Как мы утверждали выше, адаптация или взаимное приспособление капитализма и патриархата в начале двадцатого века приняли форму семейной зарплаты. Семейная зарплата закрепила партнерство между патриархатом и капиталом. Мы утверждаем, что, несмотря на возросшее участие женщин в наемном труде, особенно с началом Второй мировой войны, семейная зарплата является краеугольным камнем разделения труда сегодня, разделения, при котором женщины в первую очередь ответственны за домашнюю работу, а мужчины – за оплачиваемый труд по найму. Более низкая оплата женского труда на рынке (вместе с необходимостью присматривать за детьми) определяет необходимость существования семьи как объединения, необходимого для совместного привлечения ресурсов. Таким образом семья, поддерживаемая семейной зарплатой, позволяет мужчинам контролировать труд женщин как в семье, так и за ее пределами.

Несмотря на то, что вовлечение женщин в наемный труд женщин может иметь негативные последствия для семьи (сродни тем последствиям, которые Каутский и Энгельс наблюдали в конце девятнадцатого века), не стоит думать, что вследствие этого концепция и реальность семьи и полового разделения труда скоро исчезнут. Половое разделение труда возникает и на рынке труда, где женщины выполняют женскую работу, часто именно ту работу, которую они раньше выполняли дома: приготовление еды и предоставление услуг, всякого рода уборка, уход за другими людьми и так далее. Так как у этой работы низкий статус, она низко оплачивается, и патриархальные отношения остаются незыблемыми, хотя их материальная основа несколько смещается из сферы семьи в сферу оплачиваемого труда. Кэрол Браун, например, утверждает, что мы двигаемся от «семейного» к «индустриальному» патриархату в рамках капитализма.

Индустриальные патриархальные отношения поддерживаются разными способами. Коллективные договоры, подразумевающие более низкие зарплаты, меньшие социальные гарантии и меньшую возможность карьерного роста для женщин, не являются неким атавизмом – проявлением сексизма или идеологии мужского превосходства – они поддерживают материальную основу патриархата. И хотя некоторые утверждают, что патриархата в семье уже практически не существует (например, Стюарт Ивэн в работе «Капитаны сознания»), мы с этим не согласны. Несмотря на то, что условия соглашения между капиталом и патриархатом меняются: дополнительные обязанности, ранее находившиеся в семейной сфере, перемещаются в сферу рынка, и место использования труда женщин трансформируется, неизменной остается, как мы говорили ранее, разница в оплате, возникшая в результате высокого уровня сегрегации на рынке труда, которая укрепляет положение семьи, а с ней и домашнего разделения труда, побуждая женщин к замужеству.

«Идеал» семейной зарплаты – мужчина должен зарабатывать столько, сколько нужно для содержания семьи – уступает место новому идеалу: теперь и мужчина, и женщина должны вносить денежный вклад в поддержание семьи. Следовательно, разница в оплате труда будет играть все большую роль в поддержании патриархата, контроля над трудом женщин со стороны мужчин. Разница в оплате труда определяет женский труд как вторичный по отношению к мужскому, одновременно оставляя женщин действительно экономически зависимыми от мужчин. Половое разделение труда на рынке труда и в других сферах следует понимать как проявление патриархата, которое служит его усилению.

По мнению многих, несмотря на то, что сейчас партнерство между капиталом и патриархатом существует, со временем оно станет невыносимым для капитала, и в результате он разрушит и семейные отношения, и патриархат. Это утверждение базируется на предположении, что капиталистические общественные отношения (а семья не является их частью) становятся универсальными, женщины, зарабатывая все больше и больше, в конце концов откажутся подчиняться семье, и поскольку семья угнетает в первую очередь женщин и детей, она будет разрушена – как только люди смогут зарабатывать за ее пределами.

Мы не думаем, что патриархальные отношения, лежащие в основе семьи, могут быть с такой легкостью разрушены капиталом, ведь в данный момент мало что указывает на распад семьи. И хотя более высокий уровень вовлеченности женщин в рынок труда облегчил возможность развода, женщины не спешат воспользоваться этой возможностью. Зарплаты, получаемые женщинами, мало кому из них позволяют содержать себя и своих детей независимо и на достойном уровне. Свидетельства, используемые для подтверждения тезиса об ослаблении семьи, можно считать в лучшем случае малоубедительными.

Уровень разводов не столько увеличился, сколько выровнялся среди представителей разных классов; более того, очень высоким остается уровень повторных браков. До переписи 1970 года количество первых браков было на уровне исторического минимума. С 1970 года наблюдается тенденция откладывать брак и рождение детей, но в последнее время уровень рождаемости снова начал расти. Действительно, сегодня более значительная часть населения живет вне традиционной семьи. Молодые люди, покинув родительский дом, зачастую создают свое независимое домохозяйство до момента вступления в брак и рождения детей. Люди старшего возраста, особенно женщины, оказываются одни, после того, как их дети вырастают, а супруги либо бросают их, либо умирают. Так или иначе, тренды говорят о том, что большинство современных молодых людей рано или поздно создадут нуклеарную семью, и эта вероятность высока как никогда. Показатели по бракам и наличию потомства среди возрастных когорт (групп людей), родившихся после 1930 года, гораздо выше, чем у предыдущих когорт. Продолжительность брака и времени воспитания детей может быть короче, но статистика браков и деторождения лишь увеличивается.

Тезис о том, что капитализм «разрушает» семью, также игнорирует общественные силы, которые делают брак желанным. Несмотря на критику нуклеарной семьи за ее психологическую деструктивность, в соревновательном обществе семья продолжает отвечать потребностям многих людей. Это касается не только долговременной моногамии, но и, прежде всего, воспитания детей. Родители-одиночки несут на себе как финансовую, так и психологическую нагрузку. Такой двойной гнет делает «свободу», полученную благодаря наемному труду, иллюзией – особенно это касается женщин из рабочего класса. В последнее время родители-одиночки все больше рассматриваются как переходная форма – перед повторным браком и созданием традиционной семьи из двух родителей.

Возможно, возрастающий уровень участия женщин в рынке труда приведет не к учащению разводов, а к исчезновению полового разделения труда в семье, однако у этой гипотезы пока тоже нет доказательств. Статистические данные о том, кто выполняет работу по дому, даже в семьях, где жены зарабатывают, не говорят о каких-либо значительных изменениях за последние годы – большинство работ по дому выполняют женщины. «Двойной рабочий день» – реальность для работающих женщин. Этому не стоит удивляться, так как половое разделение труда за пределами семьи, на рынке труда, приводит к финансовой зависимости женщин от мужчин, даже если они сами зарабатывают. Будущее патриархата, однако, не зависит исключительно от будущего семейных отношений. Ведь патриархат, как и капитал, может быть невероятно гибким и легко приспосабливаться.

Вне зависимости от того, является ли патриархальное разделение труда внутри семьи и за ее пределами в конечном итоге «несовместимым» с капиталом, очевидно, что оно определяет капитализм сейчас. Как мы покажем ниже, патриархат легитимирует контроль капиталистов и делигитимирует определенные формы борьбы с капиталом.

Патриархат, устанавливая и легитимируя иерархию мужчин (позволяя мужчинам всех групп контролировать хотя бы некоторых женщин), усиливает контроль капитала, а капиталистические ценности определяют формирование патриархальной добродетели.

Психологические явления, описываемые Файрстоун, являются примерами того, как проявляются отношения зависимости и доминирования. Эти явления следуют из реальности общественной власти, которой обладают мужчины и не обладают женщины, но определяются своим формированием в рамках капиталистического общества. Если мы посмотрим на характеристики, которыми наделяют мужчин радикальные феминистки – соревновательность, рациональность, склонность к доминированию – то получим описание главных ценностей капиталистического общества.

Есть два возможных объяснения этого «совпадения». Первое гласит, что мужчины, будучи наемными работниками, вовлекаются в капиталистические общественные отношения на работе – а тем самым в соревнование, которое требуют эти отношения – и потому обретают соответствующие ценности. Характеристики, которую дают мужчинам радикальные феминистки, в значительной степени соответствуют реальности капиталистических обществ. Второе объяснение заключается в следующем: даже когда мужчины и женщины не ведут себя в соответствии с нормами, определёнными для их пола, мужчины приписывают себе те характеристики, которые ценятся в капиталистических обществах.

Как, например, установили авторы книги «Перевал Крествуд», когда квалифицированные специалисты – мужчины сплошь и рядом манипулируют подчиненными (часто используя техники, взывающие к иррациональному, для достижения желаемого поведения с их стороны), то другие мужчины и женщины видят в них людей «рациональных и прагматичных». Женщины же, активно изучающие научные методы воспитания детей и педагогики, оцениваются и мужчинами и женщинами как «иррациональные и эмоциональные».

Это позволяет нам понять природу не только «мужских» и «женских» характеристик в капиталистических обществах, но и то, какие формы принимает в них сексистская идеология. Как женский труд выполняет две задачи – поддержание мужского доминирования и капиталистическое производство, – так и сексистская идеология выполняет двойную функцию – восхваление мужских черт\капиталистических ценностей и принижение женских черт\общественных потребностей.

Если женщин унижали или лишали доступа к власти в других обществах, мужчины объясняли (рационализировали) это иначе. Только в капиталистическом обществе имеет смысл видеть в женщине существо эмоциональное или иррациональное. В эпоху Ренессанса такие эпитеты не имели бы смысла. Поскольку (в результате разделения труда) женщины – как жены и матери – в основном отвечают за производство потребительной стоимости, уничижение этой деятельности делает менее очевидной неспособность капитализма удовлетворить общественную потребность и одновременно принижает женщин в глазах мужчин, оправдывая мужское доминирование.

Примером могут служить удивительным образом амбивалентные рекламные ролики. С одной стороны, они говорят о том, что реально мешает удовлетворять общественные потребности: разрушающие одежду и раздражающие кожу моющие средства, различная низкосортная продукция. С другой стороны, озабоченность такими проблемами становится поводом для высмеивания женщин-работниц.

Одновременно можно говорить о партнерстве патриархата и капитализма в половом разделении рынка труда. Половое разделение труда приводит к тому, что женщины получают самую низкооплачиваемую работу, выполняя задания, которые считаются соответствующими женской роли. Женщины работают учителями, социальными работниками, составляют значительное большинство в здравоохранении. Работа женщин по уходу за другими обладает низким статусом, потому что мужчины принижают ценность женского труда.

Причиной низкого статуса такой работы является и то, что капитализм придает особое значение личной независимости и способности предоставлять независимые коммерческие услуги для удовлетворения общественных потребностей, что входит в противоречие с потребностью в коллективном предоставлении общественных услуг. Пока труд по уходу за другими обладает низким статусом, поскольку его выполняют женщины, капиталу удается поддержать иллюзию приоритетности меновой стоимости над потребительной. Таким образом, не феминизм, а сексизм ведет к расколу рабочего класса.