Осторожно, вы входите в Кул Зону

В апреле, в «лучшие», по выражению The Economist, времена, когда Джордж Флойд был еще жив и работал на трех работах», среди левых распространилась фраза, которая должна была характеризовать сложившуюся в мире ситуацию — Кул Зона.

«Если уровень безработицы поднимется выше 30% и недоверие к политическому процессу станет всеобщим, существует опасность того, что Соединенные Штаты перейдут в состояние, которое историки называют Кул Зоной,» написал 9 апреля твиттер-юзер SeanRMoorhead.

Это название закрепилось, разошлось и к моменту первых протестов в Миннесоте стало своего рода самосбывающимся пророчеством. Когда загорелся третий участок в Миннеаполисе, а уровень безработицы достиг 23,9%, все знали, что вот она – Кул Зона.

Особенность Кул Зоны в том, что невозможно предсказать, что может произойти в следующий момент. Кто знает, может, роспуск полиции и ликвидация тюремного комплекса, которые еще пару недель назад казались полностью утопическим проектом, действительно не только теоретически возможны, но и практически достижимы? 

Сейчас еще рано проводить конкретные исторические аналогии, но совершенно ясно, что мы становимся свидетелями изменений тектонических масштабов, соразмерных разве что 1968 году и движению за гражданские права. 

Впервые за долгое время политика вернулась из кабинетов, офисов лоббистов, со сцен ралли и из холлов партийных конференций на улицы, ставшие полем боя. Электоральный прогрессивизм в духе Берни Сандерса и Элизабет Уоррен, который еще несколько месяцев назад казался единственной возможностью для сколь-нибудь радикальных изменений в американском обществе, на наших глазах отправился на свалку истории вместе с предлагаемыми им реформами. 

Что больше всего поражает, так это масштаб и скорость распространения  движения BlackLivesMatter – буквально за неделю протесты захватили все штаты, а также коснулись крупных экономических центров по всему миру.

Естественно, это движение не возникло из ниоткуда — ему предшествовали протесты BlackLivesMatter 2014-15 годов – в Нью-Йорке после убийства полицией Эрика Гарнера, Фергюсоне, где офицер застрелил Майкла Брауна, Балтиморе, где от травм, полученных по дороге в участок, погиб Фредди Грей. В чем-то – если не по своим требованиям, то хотя бы по формам организации — настоящее движение наследует Оккупай. Взяв от антиполицейских протестов 2014-2015 годов классовый состав, а от Оккупай – его глобальностью Протесты 2020 года охватывают почти все слои населения, огромное количество городов и пользуются массовой поддержкой.

Люди выходят на улицы со слоганами Black Lives Matter и Defund the Police даже в небольших американских городах, с традиционно консервативным белым населением, таких как Корбин, Кентукки, или Покателло, Айдахо. Городах, давно забытых демократами как абсолютно бесперспективные, городах, где с каждым годом урезается государственное финансирование на любого рода социальные службы, городах, где правые милиции часто представляют собой единственную функционирующую политическую силу.

Естественно, что такое движение, по сути лишенное политического центра, будет неоднородным в зависимости от города, где происходят протесты и от времени, причем иногда речь идет о часах. Горящий полицейский участок в Миннеаполисе стал сигналом, запустившим первую и самую яркую волну протестов. От штурма офиса CNN в Атланте и перекрытых хайвеев в Лос-Анджелесе до марша на Белый Дом в Вашингтоне и настоящих уличных боев в Кентукки, после которых полиция оставила тело убитого Дэвида МакАти лежать на асфальте до середины следующего дня — молчаливым свидетельством своей жестокости и напоминанием всякому, кто считает, что полицейские участки могут гореть и за этим ничего не последует (спросите у жителей Фергюсона, они знают, что обычно за этим следует).

Ответная волна реакции и кооптации не заставила себя ждать. Из ниоткуда, как грибы после дождя, стали появляться многочисленные лидеры сообществ и активисты, поддерживаемые НГО и властями местного уровня, призывающие всех участников к мирному протесту, исключающие всех, кто хоть малейшим образом нарушал общественный порядок, призывающие к диалогу с полицией, а иногда и прямо сдающие полиции любого, кто им кажется подозрительным (так например, «Черные Пантеры», фото которых разошлись по всему миру, оказались нанятыми актерами и моделями). 

Все это сопровождалось с одной стороны попытками Трампа доказать, что он все контролирует и угрозами ввода войск, а с другой – типичной тактикой демократов, готовых называть в честь движения BlackLivesMatter улицы и стоять на коленях по 9 минут в традиционной ганской одежде, но при этом одобряющих непомерные бюджеты полиции (обычно составляющие 20-45% от общегородского), вводящих комендантский час, поливающих активистов тоннами слезоточивого газа и пулями в резиновой оболочке, привлекающих нацгвардию и снайперов для подавления протестов и отменяющих бесплатные обеды для школьников и тесты на коронавирус в качестве репрессивной меры.

Не следует видеть в этом какое-то противоречие: символические жесты типа преклонения коленей, совместных шествий и провозглашения солидарности с протестующими в их гневе по отношению к ужасающим убийствам Джорджа Флойда и Бреонны Тэйлор (убийцы которой до сих пор на свободе), позволяют полицейским чиновникам и демократическим политикам типа мэра Лос-Анджелеса Эрика Гарсетти или мэра Чикаго Лори Лайтфут позиционировать себя как «хороших» и либеральных представителей власти. При этом те же самые политики не только саботируют требования протеста, но и активно его подавляют, используя всю мощь репрессивной машины. Это все та же игра в хорошего и плохого копа, которая из метода допроса превратилась в основной принцип американской политики.

Идеальным ходом в этом смысле стал миф о «внешних агитаторах», повторяемый буквально всеми от Трампа до Оказио-Кортез и распространяемый крупными медиа — в то же самое время как их репортеров избивают и поливают слезоточивым газом на улицах. Миф о внешних агитаторах позволяет разделить протесты на мирные, посещаемые исключительно законопослушными гражданами, обеспокоенными происходящим в стране, и насильственные, организованные вездесущими и зловещими «внешними агитаторами», поголовно анархистами и мародерами, применение силы против которых всегда оправдано. Это, с одной стороны, смещает фокус с реального источника насилия — полиции (разве можно назвать мирным протест, со всех сторон окруженный вооруженными дубинками и слезоточивым газом полицейскими, которым не нужна никакая провокация, чтобы их применить), с другой, разделяет протестующих на либеральных и более радикально настроенных, обращая большинство против последних, с третьей, так называемые мирные протесты просто гораздо легче контролировать.

 

Как и всегда со столь масштабными движениями, протесты BlackLivesMatter очень неоднородны. Если в некоторых городах все ограничилось несколькими маршами, то в других (преимущественно крупных экономических и политических центрах типа Нью-Йорка, Лос-Анджелеса, Чикаго, Атланты, Филадельфии и Вашингтона) мы видим как крупные протесты так и жесточайшую на них реакцию.

Отдельный интерес представляют Миннеаполис и Сиэтл. В этих городах протестующим удалось организовать целые зоны, свободные от полиции. И если в Миннеаполисе это объясняется тем, что именно он (а точнее так называемые Города-Близнецы – Миннеаполис и Сент-Пол) был сердцем движения, то в Сиэтле ситуация несколько иная.

Там эскалация произошла сравнительно поздно — 8 июня, когда казалось, что протесты уже идут на спад. За два дня до этого мэр города Дженни Дуркан объявила 30-дневный запрет на использование слезоточивого газа, но это не помешало полиции применить его к протестующим во впечатляющих масштабах.  Это, а также попытка нападения на протестующих, которую многие посчитали подстроенной полицией, стало переломным моментом.

В понедельник, Дуркан объявила, что полиция восточного участка покинет район – видимо, в попытке деэскалировать ситуацию. После того как полиция ушла – оставив участок открытым – шесть кварталов города в районе Капитолийского Холма – были объявлены автономной зоной (CHAZ). Баррикады, изначально установленные полицией, стали условной границей территории. Внутри было что-то напоминающее уличную ярмарку, как назвала это одна из участниц протеста, или районную вечеринку, как охарактеризовал это журналист Bellingcat, проведший с протестующими два дня. Протестующие организовали кухни с бесплатной едой и пункты медицинской помощи, а также раздельный сбор мусора. В условном центре зоны есть сцена со свободным микрофоном и проектором для организации совместного просмотра фильмов.

Более того, 10 июня CHAZ опубликовала список требований из 30 пунктов, обращенный к властям Сиэтла. Список разделен на четыре тематических блока — система правосудия, здравоохранение и социальные службы, экономика и образование. Первым пунктом идет требование прекращения существования полиции, а также запрета проводить какие-либо действия в городе для Миграционной и таможенной полиции (ICE). Уничтожение тюрем (особенно тюрем для несовершеннолетних и частных тюрем), пересмотр дел всех черных заключенных независимыми представителями, выплата компенсаций жертвам полицейского насилия и возвращение заключенным права голоса также входят в число требований. Деньги, освободившиеся в результате расформирования полиции, CHAZ предлагает потратить на финансирование здравоохранения, бесплатного жилья, образования и натурализацию мигрантов, проживающих в городе без документов. Не менее масштабны и требования протестующих в других областях — от всеобщего бесплатного высшего образования до запрета на выселение.

А вечером 9 числа, протестующие ненадолго оккупировали здание администрации города, требуя отставки мэра и роспуска полиции. Внутрь их впустила депутатка городского совета и участница СоцАльтернативы Кшама Савант, у которой был ключ. Ее требования могут расходиться с требованиями протестующих – Савант предлагает урезать финансирование полиции на 50 процентов, отправить мэра в отставку и наконец-то обложить налогами Амазон (главное отделение компании находится в Сиэтле), но сам факт того, что представительница местных властей готова вместе с протестующими идти под пули и слезоточивый газ и захватывать администрацию, казался бы чем-то абсолютно невозможным еще несколько недель назад.

Насколько известно, большинство протестующих, организовавших автономную зону, – это анархисты, хотя речь скорее идет о широкой коалиции левых и лево-либеральных сил. Несмотря на то, что CHAZ — это значительное достижение, которое открывает окно возможностей для возникновения новых левых движений и популяризации левых идей, и хотя бы в этой роли заслуживает нашей безусловной поддержки, многие активисты относятся к автономной зоне с некоторым скептицизмом.

Главной претензией к лидерам протеста является то, что они отказываются занять пустой полицейский участок и активно препятствуют любым попыткам со стороны других протестующих это сделать. Более того, 11 числа полицейские приходили, чтобы провести инспекцию участка и никто им не препятствовал. За этим последовал очередной раунд дебатов о том, необходимо ли занимать участок или нет. Без захвата полицейского участка у CHAZ нет никакого рычага давления, они занимают эту территорию скорее с позволения полиции. В связи с этим, один из участников протеста предложил переименовать автономную зону в оккупирующий протест (CHOP), потому что настоящей автономией они не обладают.

Напрашиваются очевидные параллели с Оккупай. Движение было очень активно в городе и несколько месяцев занимало центральную площадь, пока не было вытеснено… на Капитолийский Холм, «традиционно контркультурный район, который постепенно превращается в модное место для креативного класса», как его описывает в своей книге «Хинтерлэнд» (Hinterland) Фил А. Нил. Пожалуй тут будет уместно процитировать еще один отрывок из этой книги, который может звучать как предупреждение протестующим из CHAZ. 

“Эта война никогда не выглядит войной, и в ней нет такого момента, когда та или иная битва окончательно проиграна. Благодаря странной перемене ролей, политический аппарат действует с неуловимостью, присущей партизанским войскам, отступая перед готовящимся наступлением и уступая территорию для оккупации. Тем самым он окружает и выманивает противника, подвергая его изматывающим налетам на негостеприимной местности, разделяя силы противника и поглощая отколовшиеся отряды. Он прячет опасность за потемкинскими деревнями и пустыми храмами власти: зданиями администраций и парламентов, парками и торговыми центрами – все это время превращая то, что было оккупацией в осаду — и в нужный момент нападает с беспощадной точностью. После это была уже даже не война. Это был диалог. Мы все сошлись на общих принципах. Движение Оккупай Уолл Стрит подняло важные вопросы. На вебсайте мэра и депутатов городского совета теперь есть разделы о имущественном неравенстве в выпадающем меню.”

Какой бы энтузиазм ни вызывало происходящее сейчас в Сиэтле, протестующим пригодятся уроки Оккупай. Мы же желаем им удачи и выражаем свою солидарность.

Прежде чем закончить, мне кажется важным возвратиться к тому, с чего все началось –  к убийству Джорджа Флойда и восстанию в Миннеаполисе. Как мы все помним, протестующие в Городах-Близнецах окружили полицейский участок, двухдневной осадой заставили копов отступить, а потом сожгли его. Это событие, не имеющее аналогов в американской истории, стало ключевым для движения. Кадры горящего участка не просто стали символом протеста, но со всей очевидностью доказали, что копов можно победить. Как пишет Вики Остервэйл в своей статье для The Nation:

“Для многих, это наконец-то разрушило ауру всемогущества, неподвластности времени и господства, из-за которых прекращение существования полиции казалось невозможным. Полиция снова оказалась во власти истории.”

Но протесты в Миннеаполисе не закончились на сожженном полицейском участке. Они действительно освободили целый район от полиции, организовали бесплатную раздачу еды и предметов первой необходимости на месте «разграбленного» супермаркета (в районе также есть специальные отряды, которые разносят еду нуждающимся), создали свою службу медицинской помощи, использовав школьный автобус, и преобразовали заброшенный отель в жилье для бездомных и общественный центр. К сожалению, через две недели, из-за давления владельца и властей города, бездомных и организаторов проекта все-таки выселили, теперь они ищут новое помещение.

Может быть, это еще не было коммуной, но, тем не менее, кажется шагом в правильном направлении. Города-Близнецы гораздо беднее Сиэтла и процент чернокожего населения, которое остается основной жертвой полицейского насилия, там гораздо выше. После первых дней внимание к ним постепенно сошло на нет, хотя “автономная зона” Миннеаполиса заслуживает ничуть не меньшего внимания, чем CHAZ, даже если они и не выбирали себе такого самоназвания.

Тем временем, городской совет Миннеаполиса уже предлагает избавиться от полиции. И хотя представленный ими план вызывает некоторые сомнения, это радикально отличается от общеамериканской повестки с предложениями запретить полицейским делать удушающий захват (он уже запрещен в большинстве штатов) или идея Джо Байдена, славящегося мастерством компромисса, что полиция должна стрелять безоружным людям по ногам, а не в сердце.

Все это было бы невозможно без действий местных активистов Twin Cities Coalition for Justice 4 Jamar, National Alliance Against Racist and Police Repression и Black Live Matter, а также местных коммунистов и анархистов, которые с 2015 года вели организационную работу в Городах Близнецах. И без существования действительного сильного и сплоченного черного сообщества, готового к решительным действиям. 

Пожалуй, единственное, чего не хватает протестам BlackLivesMatter – это более активной поддержки среди активизировавшегося в последние годы рабочего движения. Да, уже в этом году была общая забастовка на Amazon’e и в крупных продуктовых сетях, но они пришлись на апрель и начало мая. Тем не менее, это не значит, что протесты не получили никакой поддержки среди рабочих. Так, профсоюзы водителей автобусов в Миннеаполисе и Нью-Йорке отказались предоставлять транспорт для транспортировки задержанных, а курьеры отказывались доставлять еду полицейским.

Акции солидарности с BLM провели профсоюзы докеров на восточном и западном побережье, остановив работу на 9 минут – столько же, сколько задыхался Джордж Флойд под коленом полицейского. Докеры считают, что рабочее движение делает слишком мало для поддержки протестов: необходимо исключить полицейские профсоюзы из профсоюзных организаций и устраивать забастовки в качестве формы протеста. 

А складские рабочие мемфисского отделения Kroger, одной из крупнейших розничных продовольственных сетей в Америке, которых с начала пандемии заставляли работать 16-часовыми сменами 7 дней в неделю, а недавно лишили доплаты за вредность, организовали протест и предъявили компании список требований, включающих специальные меры по обеспечению безопасности рабочих в разгар пандемии и сохранение бонусов. 

Глава профсоюза, Аарон Вашингтон, считает, что сейчас самое время оказывать дополнительное давление на работодателя, тем более, что большинство рабочих на складе чернокожие. “Я считаю, в качестве стратегии мы должны продолжать добиваться именно того, о чем мы просили, всех тех требований, которые мы ставили – зарплаты, на которые можно прожить, настоящее правосудие и реформа полиции – весь спектр прямо сейчас,” сказал он в интервью Commercial Appeal.

То, что профсоюзы и просто работники постепенно включаются в борьбу, а также то, что автономные зоны и пространства, свободные от полиции, начинают теперь появляться и в других городах США, а не только в Миннеаполисе и Сиэтле (захваченное протестующими отделение полиции на территории Чикагского Университета, автономная зона в Эшвилле, Северная Каролина, Нэшвилле, Теннесси, оккупай на площади Ниагара в Баффало, Нью-Йорк) говорит о том. что эта страница еще не закрыта, даже если освещение протестов в СМИ серьезно сократилось по сравнению с первыми днями. 

Даже за время написания этой статьи протестующим удалось добиться отмены закона о праве вторжения полиции без ордера в Кентукки и принятия ряда ограничений в штате Нью-Йорк, которые должны повысить уровень ответственности полицейских перед законом. Во многих штатах школы расторгли договоренности о присутствии полиции на территории образовательных учреждений. Лавинообразные изменения, происходящие сейчас в американском обществе, коснулись даже мейнстримных медиа — после скандала с откровенно расистской статьей сенатора Тома Коттона, которая стоила New York Times огромного числа подписчиков, газета опубликовала у себя статью об отмене института полиции Мариам Каба, активистки, занимающейся этой проблемой уже многие годы. 

События в Америке уникальны тем, что горизонт возможного расширяется буквально на наших глазах и причем расширяется он именно для левых сил. После десятилетий реакции, маятник, кажется, наконец качнулся в правильную сторону. Протесты последних трех недель со всей очевидностью показали принципиально нереформируемый репрессивный характер полиции, поддерживаемый индоктринированным садизмом одних и выученным равнодушием других, а также полной безнаказанностью

39% процентов американцев поддерживают роспуск и/или сокращение полиции и распределение освободившихся средств на медицину, образование и развитие инфраструктуры. Тем не менее, они никак не представлены значимыми политическими силами. Для Трампа и республиканцев они просто террористы, Байден, который всю жизнь боролся за расширение полномочий и увеличение финансирования полиции, им точно не помощник. Даже прогрессивные политики типа Берни Сандерса предлагают все те же устаревшие и неработающие реформы, которые проводились каждый раз после антиполицейских протестов. При столь значительной — и политически активной — части населения, не представленной ни одной из двух партий, долгосрочный политический кризис представляется неизбежным.

Самая масштабная рецессия со времен Великой депрессии, пандемия, с которой просто перестали бороться, волна протестов по масштабу равная выступлениям 1968 года, открытое сопротивление любым изменениям цепляющейся за жизнь экономической системы, которая еще с прошлой осени существует только за счет постоянных финансовых вливаний из Федерального резерва. Что это, если не Кул Зона. Осторожней, мы уже здесь, а значит, возможно все.

 

Виктория Мызникова

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *