Восемь реплик о Ленине

Что актуально, а что устарело в наследии Владимира Ленина как теоретика и политика? Как сегодня читать его работы и как не следует их читать? На эти вопросы в канун 150-летия Ильича отвечают ученые, деятели искусства и левые активисты Илья Будрайтскис, Сергей Васильев, Павел Кудюкин, Дмитрий Морозов, Михаил Пискунов, Владимир Плотников, Тимофей Раков, Александр Резник.

Илья Будрайтскис, историк, политический теоретик и художественный критик, преподаватель МВШСЭН (Шанинка).

К Ленину точно не надо относиться, как памятнику самому себе, человеку далекого прошлого, о делах которого должна бесстрастно «судить история». Ведь весь жизненный и политический путь Ленина был вызовом истории — если под ней понимать некий неумолимый закон, возвышающейся над людьми и их стремлением преодолеть существующий порядок вещей ради чего-то лучшего.

Ленинское наследие остается живым, пока с нами остаются противоречия, страдания и борьба нашего по-прежнему неразумного общества.

Дух борьбы проходит через каждый из текстов Ленина, бесконечно далеких от сухой теории, стремящейся свести концы с концами и дать абстрактное, а потому бесполезное, решение вопросов, которые продолжает задавать сама действительность. В его юбилей, выпавший на драматический момент глобального социального и экономического кризиса, я бы посоветовал перечитать его произведения, которые дают образец ленинского философского метода, невероятно актуального сегодня, несмотря на изменившиеся обстоятельства.

«Государство и революция» — образец марксистской теории государства, категоричные выводы которой гарантированно не доставят удовольствия «государственным патриотам».

«Империализм как высшая стадия капитализма», в которой Ленин доказывает, что капитализм никогда не сможет прийти к «вечному миру» и постоянно будет порождать все новые военные конфликты.

«Лев Толстой как зеркало русской революции» — редкий пример литературной критики в обширном ленинском наследии, который дает глубокий и неожиданный взгляд на наследие великого русского писателя.

Сергей Васильев, режиссер, актер

Ленин родился 150 лет и умер почти 100 лет назад. Большую часть времени эта титаническая фигура остается непонятой — сначала Ленин был закрыт агиографическими штампами агитпропа ЦК КПСС; клишированным осуждением и стигматизацией со стороны врагов социалистического проекта; отрицанием его опыта со стороны других социалистов, менее исторически удачливых (впрочем, был ли Ленин удачлив?).

Все это повторяется до бесконечности и сейчас. Все аргументы сторон — известны. Думаю, нравственная и идейная оценка Ленина — это самое простое, это личное дело каждого. Но это не самый важный урок, который мы можем вынести из самого факта существования Ленина.

Ленин — единственный российский политик, который влиял на мир не только материально, но и идейно.

Наши цари и вожди покоряли народы и меняли границы, но редко становились идейными маяками. Его влияние глубже, чем, собственно, опыт попытки построения бесклассового общества в России.

Ленин — это всемирная антиколониальная революция 20 века, это признание за народами права на восстание, это отрицание права элит на правление.

Это уже принадлежит миру, этого нельзя вычеркнуть.

Ленин — самый талантливый русский политик. Поэтому его интересно читать не как идеолога, а как политика — он никогда не завершен.

Но не будем обманываться. Речь его статей — беглая, строчащая как пулемет по текущим противникам (он умел не только ссориться, но и мириться) — это непрерывное конструирование будущего в настоящем, это созерцание и приближение идеала сквозь злобу дня. Не все так могут.

Гений политической тактики — что очевидно — был и большим стратегом. Посмотрим на историческую дистанцию между «Что делать?» и Октябрьским переворотом (который не был бы возможен без реализации решений, выработанных в той статье).

Ленин, таким образом, был подвижнейшим тактиком, смотрящим далеко вперед. Пожалуй, слишком далеко… Слишком далеко, для того, чтобы быть совместимым с тем, что для индивидуального человека ценно — с жизненным миром.

Он оставил свой проект незавершенным, он не дошел до конца своего пути. Человечество будет судить его жестко. Впрочем, и он с ним не был лицеприятным:

Когда он обращался к фактам,

То знал, что полоща им рот

Его голосовым экстрактом

Сквозь них история орёт.

И вот, хоть и без панибратства,

Но и вольней, чем перед кем,

Всегда готовый к ней придраться —

Лишь с ней он был накоротке.

Столетий завистью завистлив,

Ревнив их ревностью одной,

Он управлял теченьем мысли,

И только потому — страной.

Мы не обладаем такой способностью — стоять наравне со столетьями — но мы не будем судить Ленина; мы будем его читать.

Павел Кудюкин, российский социал-демократ, историк, сопредседатель профсоюза «Университетская солидарность».

Не надо читать Ленина как рецептурный справочник, подыскивая внешне похожие ситуации и воспринимая то, что писал и делал Ленин как единственно верный ответ на вызовы.

Не стоит его читать и через призму стереотипов официального советского «марксизма-ленинизма», наплодившего слишком много мифов и артефактов, имеющих косвенное отношение к собственно ленинской мысли (наиболее яркий пример — пресловутый «ленинский план построения социализма», сконструированный Бухариным и его школой, и подхваченный сталинистами).

Читать работы Ленина стоит, прежде всего, как исторический источник, с соответствующим критическим отношением к ним, и при обязательном сопоставлении с другими источниками.

Не уверен, что какие-то работы Ленина целиком сохранили актуальность – они всё же были слишком привязаны к обстоятельствам места и времени, и писались на злобу дня. Тем не менее, я бы рекомендовал (пере)читать «Государство и революцию», наверное, самое утопическое из его произведений. Но обязательно — в связке с «Очередными задачами Советской власти» и особенно с «Декретами Советской власти».

Вместе с тем, некоторые теоретические идеи Ленина сохраняют ценность и актуальность. Это относится, например, к совершенно корректному социологически определению классов в «Великом почине» (характерно, кстати, что дано оно в публицистической статье, написанной, что называется, ad hoc, и это не редкость у Ленина).

Вполне сохраняет теоретическую и эвристическую ценность идея о многоукладности, особенно применительно к анализу «периферийных» и «полупериферийных» обществ. Но её, естественно, хорошо бы применять с учётом ряда идей «Накопления капитала» Розы Люксембург, теории «зависимого капиталистического развития» и мир-системного анализа.

Безнадёжно устарели (впрочем, с самого момента публикации) философские идеи Ленина. «Материализм и эмпириокритицизм» не рекомендуется читать как по философско-теоретическим, так и по эстетическим и этическим соображениям.

В значительной степени неверной была и остаётся ленинская теория государства и, особенно, его понимание диктатуры пролетариата. Исходя из верного в принципе тезиса (хотя и не лучшим образом сформулированного), что любое государство есть диктатура господствующего класса, Ленин делает странный логический кульбит и приходит к определению диктатуры как «власти, не ограниченной никакими законами», что далеко не всегда верно применительно к истории капиталистических государств, и привело к трагическим последствиям в попытке создания пролетарского государства.

Заслуживает внимания ленинская тактическая гибкость и способность при необходимости стремительно (в течение 24 часов) изменить тактику.

Но тут есть свои подводные камни. Тактически гениальное определение момента (с корректировкой Троцким) Октябрьского переворота при стратегически ошибочной оценке перспектив европейской революции привело к тому, что политика большевиков во всё большей степени стала определяться задачей сохранения власти любой ценой, что опять же привело к трагическим последствиям.

Дмитрий Морозов, левый и экологический активист (Ижевск).

Ленин для меня — это первый и единственный пример искренности в политике.

Слова о «власти рабочих», «мировой революции» — абсолютная правда, несмотря на пропагандистские махинации, приписывающие Ленину деспотические и даже мистические черты.

Ленина стоит изучать, стоит делать выводы из таких работ, как «Государство и революция», «Детская болезнь левизны в коммунизме» и так далее. При этом важно понимать, что даже сам Ленин подчас пренебрегал «железными марксистскими принципами», идя на уступки (как было с земельным вопросом) и пересматривая традиционный в его время марксизм, как было с его теорией перехода буржуазной революции в социалистическую, и с концепцией России как «слабого звена» империалистической цепи.

Сам Ленин — яркое свидетельство того, что зацикливаться на наследии Ленина (как делал режим, похоронивший его идеалы, но прикрывавшийся его ликом) — опасно.

Михаил Пискунов, кандидат исторических наук, доцент Тюменского госуниверситета.

Ленин сегодня актуален в трех аспектах. Во-первых, актуален сам ленинский политический стиль: научный анализ текущего момента в поисках ключевого противоречия реальности и затем выработка на этой основе политической стратегии. Так родились его знаменитые работы: «Развитие капитализма в России» и «Империализм как высшая стадия капитализма».

Подобный подход по сей день большая редкость среди политиков, особенно находящихся в оппозиции и не имеющих возможности пользоваться армией научных референтов и консультантов на государственной зарплате. Ленин же, будучи политиком-философом, сумел обойтись собственным интеллектом.

Во-вторых, ленинское политическое чутье. Своим оппонентам при жизни Владимир Ильич не случайно казался своего рода демоном массовой политики. В этом разгадка 1917 года —  в конкуренции с людьми, рассматривавшими власть как наследственную привилегию, Ленин, видевший ее как производное от поддержки народных масс, получал гигантское преимущество.

Его базовый политический принцип — в каждый конкретный момент выдвигать такой лозунг, который бы пользовался поддержкой большинства населения, и при этом не терять из вида дальнюю цель — не только позволил партии большевиков вознестись к вершинам власти, но и пережить суровые времена Гражданской войны, когда ценой политических ошибок были жизни сотен и тысяч товарищей.

В-третьих, это утопической горизонт.

Крайне редко реалистически мыслящие политики-популисты обладают утопическим видением будущего. В каком-то смысле такая характеристика — сплошное противоречие, и Владимир Ильич в этом отношении был уникальным лидером.

Используя любую возможность для продвижения собственной политической повестки, обещая массам то, чего они хотели и чего не хотели им дать его оппоненты, Ленин никогда не забывал о перспективе коммунистического будущего.

Особенно интересны здесь его поздние работы — 1920-23 годов, когда Ленин уже знал, что не доживет до коммунизма, и оставлял соратникам завещание, как осторожно, но твердо двигаться к конечной цели партии, как не потерять ее за сиюминутными государственными интересами и личными амбициями. Завещание, которое соратники по большей части, к сожалению, проигнорировали, полагая, что аппарат насилия государства делает их всесильными.

Владимир Плотников, левый активист, психоаналитик.

Должен признаться, что только отчасти разделяю типичный для левой контркультуры взгляд на Ленина как эталон революционного деятеля. «Думать как Ленин», «поступать по-ленински», «продолжать дело Ленина» и так далее — такой подход чересчур отдает богословским «подражанием Христу» и вряд ли сам Ленин его бы одобрил.

В первую очередь я рассматриваю Ленина как философа, продолжающего европейскую интеллектуальную традицию, идущую от Платона и Аристотеля.

Для меня лидер большевиков стоит в одном ряду с Николаем Кузанским, Рене Декартом и Жаком Деррида. Луи Альтюссер говорил, что Ленин не писал философские тексты, а «штамповал» их, имея в виду, что Ленин не создал шедевральных авторских произведений, которые стали бы основой новых веяний.

В своих философских и научных работах Ленин делал примерно то же, что и в своих политических выступлениях: воспроизводил в разнообразных формах одни и те же несколько мыслей, полностью отрицая за собой какую-либо оригинальность.

Ленин видел себя и действовал как проводник истины, существующей помимо какой-либо культурной индустрии, подразумевающей институт авторства, творческий экстаз, гениальность и тому подобные вещи — он был идеальным философом в том смысле, который вкладывал в это выражение Платон. Философия Ленина была не «производством концептов», а формой общественной жизни, способом присутствия в мире и социуме — именно в духе древнегреческих основателей философского мышления.

Да, Ленин не оставил гигантских теоретических фолиантов, как, например, представители классической немецкой философии. Почти все его собрание сочинений — это письма и резолюции, однако основные его труды исчерпывающе намечают траекторию нынешней философской проблематики.

Я имею ввиду гносеологию («Материализм и эмпириокритицизм»), теорию власти («Государство и революция») и анализ производства («Империализм как высшая стадия капитализма»).

Непонятная и извращенная лжепоследователями ленинская теория познания еще ждет своих настоящих толкователей. Сейчас, после «языкового поворота» ХХ века, в мировой гуманитарной культуре все чаще озвучивается запрос на «новую объективность», и я уверен, что радикальный материализм Ленина, его так называемая теория отражения и так далее, еще послужат глобальному разуму на нынешнем этапе его развития.

Особенно нужно отметить стилистику Ленина: агрессивная и как бы неряшливая, она обычно шокирует тех, кто привык, как сказал бы Тургенев, «говорить

красиво». Тексты Ленина — это лакмусовая бумажка или даже инструмент психодиагностики: человек, не способный видеть глубокого содержания в грубой и безжалостной панк-философии Ленина, как правило, неспособен видеть его нигде.

Тимофей Раков, историк, преподаватель ТюмГУ.

Есть несколько главных идей, которыми Ленин обогатил политическую мысль. Самый существенный вклад — это, конечно, развитие марксистского понимания государства. Сам Маркс приблизился к проблеме взятия власти пролетариатом в «Гражданской войне во Франции», но сама Парижская коммуна была лишь кратким опытом, и Маркс наблюдал ее из Англии.

Ленин, находясь в гуще российской революции 1917 года, сумел блестяще теоретически проанализировать необходимые действия будущей революционной власти, и впервые перекинуть мостик от слов Фридриха Энгельса об «отмирании государства» к практике конкретного революционного общества. Не вина Ленина, что революция в СССР пошла иным путем. «Государство и революция» остается до сих пор обязательным чтением для каждого марксиста.

Ленин жил в эпоху, которая к нам все-таки ближе, чем промышленный капитализм XIX столетия. Мир, описанный в «Империализм, как высшая стадия капитализма» уже поделен несколькими крупнейшими картелями, давно отринувшими догмы Адама Смита про «невидимую руку рынка» и вступившими в сговор с целью наибольшей выгоды. Все это осталось с нами, только зовем мы это глобализацией, а вместо слова картель чаще говорим «транснациональная корпорация».

Разумеется, контуры мира меняются, но сам механизм возрастания роли финансового капитала и его империалистической политики остается схожим.

Наконец, последнее, но не менее важное. Можно спорить с тем, актуальна ли сегодня ленинская теория партии, однако сам принцип партийности остается важным. Его не стоит понимать как верность только своей маленькой, но гордой коммунистической группе. Он состоит в том, чтобы каждым своим действием активист, ученый, деятель искусства и любой человек служил делу рабочего класса и всегда отстаивал его позиции.

Мы живем в мире, где «господствующими мыслями» являются мысли буржуазии, но все люди, принявшие сторону пролетариата, должны ее всемерно отстаивать. Этот принцип можно применить и к самой фигуре Ленина.

Мы можем спорить о конкретных политических его шагах, но любые попытки объявить его кровавым диктатором должны пресекаться. Потому что до сих пор Ленин — самый яркий символ борьбы против угнетения в ХХ столетии. Эта борьба унаследована нами, а значит и сам Ленин в виде своих идей, по-прежнему «всегда живой».

Александр Резник, кандидат исторических наук, доцент НИУ ВШЭ

Как и в любом теоретике начала XX века, в Ленине можно найти и свежее, и устаревшее. Очень мешает общеизвестный факт извращения его наследия советским официозом, аллергия на который до сих пор заменяет многим интеллектуалам способность к самостоятельному анализу произведений Ленина.

Читать Ленина следует с максимальным погружением в исторический контекст его работ.

Например, как замечательно продемонстрировал историк Ларс Лих, книга Ленина «Что делать» была крайне мифологизирована начиная с 1920-х годов, а ведь и «тоталитаристы», и левые сектанты воспринимают ее в качестве Святого писания большевизма с ответами на вопросы о том, как бороться за власть, и даже — о том, что делать потом.

В реальности это полемическая работа интересна творческой рецепцией европейского опыта, в первую очередь, германской социал-демократии, к условиям нелегальной политической борьбы в отсутствие массовой партии пролетариата. «Государство и революция» — это, безусловно, прекрасная работа для дискуссий о возможных путях революционного социализма, но, на мой взгляд, для понимания опыта 1917 года намного интереснее публицистика Ленина как замечательный пример выработки тактики в стремительно меняющихся условиях.

Как специалист по истории Гражданской войны, я с большим интересом и осторожностью обращался бы к ленинским ругательным брошюрам против левых коммунистов или против Каутского.

Ленинский стиль неизменно звучит слишком «авторитетно», чтобы каждый раз остановиться и самостоятельно, с опорой на новые источники, оценить правильность его выводов.

Теоретики уровня Дьердя Лукача или Михаила Лифшица убедительно демонстрировали все преимущества диалектического мышления Ленина, ставя его в ряд великих философов, но к подобным выводам можно прийти только через медленное чтение и своеобразный прием «остранения», требующий радикальной (ре)контекстуализации теоретико-политического наследия Ленина.

Реплики собрал Иван Овсянников. 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *