Пикник на обочине правосудия. На акции в поддержку Ивана Голунова

РСД присоединяется к требованиям освободить журналиста Ивана Голунова, снять с него обвинения и расследовать это явно сфабрикованное дело.

Публикуем репортаж Анастасии Инопиной, активистки феминистской группы РФО «ОНА» и симпатизантки РСД, о протестах перед зданием суда в защиту журналиста.  К выводу Анастасии считаем нужным добавить: «Все за одного» — это важно, но важна и вторая часть уравнения. «Один» должен выступать за «всех». т.е. за большинство, за трудящихся: разнообразных и разнообразно угнетаемых, однако имеющих и фундаментальные общие интересы. Когда мы сможем объединить наши действия не только против нападок на отдельных активистов, но и против системы в целом и за другую, более справедливую систему — тогда над нами действительно перестанут смеяться и полиция и те, кому она служит.

Мы пришли к Никулинскому суду в середине дня, на несколько минут разминувшись с Ксенией Собчак. Пикетирующие шутили, что она, наверное, сидит в лакшери-автозаке.

Вначале было очень скучно, душно, всё происходящее напоминало ожидание задержанного рейса. Люди подготовились к долгому дню и встраивали протест в свою повседневность: делились друг с другом едой, сигаретами, управа района Раменки принесла воду и яблоки, организовала сбор мусора. Никто особо не говорил общих слов о свободе, все обсуждали конкретные перспективы: сколько ещё придётся здесь сидеть, пойдёт ли дождь, в каких кустах лучше справить нужду, главным ресурсом были пауэрбэнки. Героем публики стал пожилой мужчина, с самого утра неподвижно стоящий напротив суда с плакатом “Ivan no pasaran”. Журналисты неспешно фланировали по этому масштабному пикнику, перечисляя имена публичных персон, поддержавших Ивана, корреспондентка “Сноба” сказала нам, что не знает, что она должна здесь делать.

Некоторое разнообразие внесла встреча со Львом Рубинштейном и мужчина в красной футболке и рабочей кепке, напоминающий Кирилла Медведева по ту сторону силы. Аккомпанируя себе на гитаре, он исполнил песню о том, как мама его любила и велела ему не воровать, а он не воровал. “Подпевайте все, кого мама любила!” — радостно кричал он. Никто не подпевал, а мы отправились поесть и выпить пива.

Вернувшись (и став свидетельницами спора молодого бармена с двумя посетителями, во время которого он пытался отчаянно и безуспешно убедить их, что Голунов невиновен, а в России нет свободы слова) мы увидели, что толпа значительно увеличилась. Приехал телеканал “Звезда” и передача “Ведомости”, которые, впрочем, особо никак себя не проявляли. Мы пытались выяснить, что происходило, пока нас не было, но ситуация никак не изменилась. Едва мы с корреспонденткой “Сноба” решили посидеть здесь ещё час и пойти, если всё продолжится в том же духе и не станет известно, привезут ли Ивана в суд, как произошло задержание. Девушку с плакатом “228 — статья народная, для жизни не пригодная” отвели к служебному входу под крики “позор!”. Я позвонила в ОВД-инфо и сфотографировала полицейских, которые открыто улыбались в камеру. Пикетирующую спрятали за автозаком, никто не знал, что с ней там делают, а затем её на полицейской машине увезли в ОВД. Я успела крикнуть ей в окно, чтобы она ничего не подписывала без адвоката, и как оказалось, не зря — позже в ОВД-инфо мне сообщили, что ей 16, у неё нет документов и никто не может связаться с её родственниками.

Мы предложили другим протестующим принести ей передачу, но никто не согласился, и пришлось идти вдвоём. На входе мы встретили её мать, а вернувшись, выяснили, что задержали молодого человека с плакатом “Наркотиков на всех не хватит”. Стало ясно, что нужно оставаться до победного.

Появилось видео, где Ивана увозят из больницы. Тревога нарастала, люди подтягивались к зданию суда. Начался дождь.

Наконец, к служебному входу подъехали два автозака и все ринулись к воротам, несмотря на ливень. Минут 20 мы скандировали “Го-лу-нов!” и “Свободу! Свободу!”. Голунова не выводят, но мы ждём, мокнем, мёрзнем и делимся друг с другом зонтами. Люди пытаются разглядеть номера машины на видео. Когда прибыли адвокаты, часть людей ушла к главному входу, но некоторые — и мы в их числе — решили остаться, чтобы быть рядом с Иваном, когда его выведут. Но в какой-то момент мы поняли, что машины с видео вообще нет во дворе и начали подозревать, что его привезли в другой суд. “- Но это же абсурдно. — Тут как бы всё абсурдно”.

В конце концов все собрались у входа в суд и начался кошмар. Дождь лил как из ведра, люди кучковались на крыльце. Душно, грустно и со всех сторон облепляет чужая мокрая одежда. Между делом у меня взял интервью “Дождь”, а моя подруга сказала, что видела бонов.

Главный вопрос тогда был — пропустят ли нас в суд? Стоящие в первых рядах пытались вести диалог с полицейскими и просили пропустить хотя бы камеры.

Не ломитесь, — сказал нам сотрудник полиции. — Зал большой, места всем хватит.

Это немного успокоило толпу, мы решили, что в суд просто запускают по 2-3 человека и отдают приоритет камерам, родственникам и коллегам.

Но мы ошиблись. Я поняла это по крикам и звукам драки, и когда ринулась в первые ряды, увидела, что происходит отчаянная борьба за дверь: полиция пытается её закрыть, а протестующие тянут ручку в другую сторону. Людей отталкивали, но не сильно, а протестующие были воодушевлены и казались готовыми сопротивляться. Поэтому я тоже опираюсь плечом на дверь, параллельно пытаясь снимать происходящее. Люди кричат “Про-пус-кай!” и открыто бросают в лицо полицейским обвинения.

Ситуация стала серьёзнее, когда пришли ещё около пяти полицейских. Они уже не стали церемониться и грубо отталкивали людей, хватали за руки. Число сопротивляющихся резко уменьшилось, и мне пришлось отбиваться от полицейских всего лишь вместе с ещё тремя людьми. В какой-то момент один из полицейских грубо схватил меня за плечо, я закричала от боли, а толпа отхлынула. Испугавшись, что меня начнут избивать, я отпустила дверь и она захлопнулась.

Стражи порядка окружили вход в суд. Люди начали кричать на них, обвинять в продажности, взывать к совести.

— Разве вы не понимаете, — гневно кричал полицейскому какой-то мужчина, — что вы следующие?! Сегодня Голунов, завтра ты!

Люди подхватили: “Сегодня Голунов, завтра ты!”, “Сегодня Голунов, завтра мы!”, “Сегодня Голунов, завтра каждый из нас!”. Полицейские смеялись нам в лицо.

У меня трясутся ноги и мне больно до слёз. Я говорю подруге: “Кажется, мусор меня ударил”, а человек, сделавший это, просит меня выбирать выражения. Позже я узнала, что именно он пытался не пустить к Ивану адвоката.

Мужчину с плакатом “Ivan no pasaran” не прогнал с места даже проливной дождь. Он кричит что-то про Путина, никто особо не разбирает его слов, но мы все поддерживаем его громкими аплодисментами.

Дождь кончился. Мы поняли, что суд уже идёт.

В какой-то момент появилась новость, что подогнали автозак, и все побежали поддержать предполагаемых задержанных. Но автозак перекрыл улицу — оказалось, что от главного входа наши крики не долетают до зала суда, поэтому некоторые люди подошли к служебному, откуда их слышно. Полицейские встали в сетку. Мы начали кричать уже привычные лозунги о свободе, выкрикивать имя Ивана, снова обвиняли полицейских.

Тебя под суд! Тебя под суд! Тебя под суд! И тебя под суд! — кричал какой-то мужчина в лицо каждому полицейскому.

Женщина средних лет возмущалась:

Позор! Дармоеды! Получают зарплату из наших налогов, пока пенсионеры на 12 тысяч живут! Что ты улыбаешься? Ты понимаешь, что ты нищих объедаешь, скотина?

Полицейские никак не реагировали и снова смеялись. Один спросил, рассчитываем ли мы на то, что он сейчас бросится под колёса.

“Ivan no pasaran” переместился в сердце протеста. Буквы у него на плакате уже успели превратиться в драматичные чёрные разводы.

Стемнело.

Всё снова превратилось в некую рутину, только теперь она была наполнена криками о свободе. Люди отходили покурить, делились друг с другом водой и бутербродами. И ни на секунду не замолкали. Автозак начал газовать, чтобы выкурить нас. У многих заболела голова, но почти никто не ушёл. Можно было больше не проверять ленту: все новости мы узнавали друг от друга, в основном по интонациям крика. Известие о том, что нас слышно в зале суда вызвало волну ликования, мы стали скандировать “Мы с тобой!”. Тогда в суде закрыли окно, но мы продолжили.

Я отдыхала в стороне от толпы, когда произошло ещё одно задержание. Снова позвонила в ОВД-инфо, где мне сказали, что потеряли связь с 16-летней девушкой.

Мы с подругой решили попробовать обойти улицу с другой стороны и вышли на парковку по центру Кленового бульвара. Тогда же протестующих, успевших прорваться к служебному входу, начали теснить с улицы, мотивируя это тем, что они якобы мешают дорожному движению. Никто особо не сопротивлялся, только пожилая женщина кричала, что ей надо найти сына, но это не возымело никакого эффекта. Полицейские улыбались нам через парковочную ограду.

Мы вернулись к главному входу. Люди кричали уже не так интенсивно, многие сидели на ступенях суда и открыто курили на территории. Полицейские бездействовали. Снова открыли окно, снова начали кричать, чтобы Ваня нас услышал. Смотрели видео из зала суда, некоторые плакали.

Судья зачитывал решение. Мы узнали о нём не из новостей, а из радостного крика толпы. Это был настоящий праздник.

Я попросила супружескую пару средних лет вызвать мне такси. Пока мы ждали машину, я сказала, что являюсь фем-активисткой, и получила молниеносный ответ: фем-активизм это херня какая-то. Причём сказала мне это женщина.

Тогда я окончательно поняла, почему весь мир так активно поддерживает Ивана Голунова. Он идеальная жертва. В нём нет ничего, что позволило бы усомниться в несправедливости судебного процесса и обвинить его самого. Ни в каком аспекте своей жизни Иван не является Другим. Он не женщина, не мигрант, не житель региона, не гей, не наркопотребитель, не ментально больной человек, не нищий. Он создавал резонансный контент, раскрывая преступления конкретных людей, но не критикуя общие принципы экономической системы. Его польза для оппозиционного движения была очевидна: шокирующее расследование о коррупции вызывает больший отклик, чем ежедневный рутинный труд руководителей общественных организаций. Это позволило оппозиции сплотиться. Благодаря своей “нейтральности” он смог стать сферической жертвой в вакууме, объединив вокруг себя людей, у которых нет ничего общего. Феминистки соглашались с сексистами, марксисты с либералами.

Но мир жертв системы куда разнообразнее. Это и женщины, как сёстры Хачатурян, и чеченцы, как Оюб Титиев. Это лгбт-люди, сбежавшие из страны, заключенные, совершающие массовые самоубийства, рабочие, бастующие против невыплаты зарплат. Примерно в то же время, когда появилась новость о домашнем аресте, появилась и новость о задержании в Нальчике Мартина Кочесоко — руководителя черкесской общественной организации “Хазбэ”. Ему тоже подбросили наркотики, но общественность продолжает вступаться за Голунова, игнорируя арест активиста из Кабардино-Балкарии (многие вообще знают, где это?). Дело Голунова показало, что радикальная солидарность возможна, а массовый протест приносит результаты. Снятие обвинений станет огромной победой, но ещё большей победой станет, когда мы начнём в таких же количествах выходить на улицу в поддержку не столь популярных персон. Есть даже призрачный шанс, что тогда полиция перестанет смеяться над нашим гневом.

Анастасия Инопина

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *