Первая женщина-судья в истории России: эмансипация и ислам

101 год назад — 6 мая 1917 года — Всероссийский съезд мусульман избрал муфтия и духовное управление мусульман России [1] в составе шести кади (судей), одной из них стала Мухлиса Буби. Нередко о ней пишут как о первой женщине судье в мусульманском мире — это не так, хотя женщины исторически крайне редко становились кади. Тем не менее, значение этого события огромно, не только потому, что Мухлиса Буби стала первой женщиной судьей в истории России, но и из-за огромной роли, которую она сыграла в деле борьбы за женское равноправие в среде мусульманских народов России и СССР.

Нельзя сказать, что имя Мухлисы Буби забыто — в Казани ставили посвященную ее жизни пьесу, вручают премии ее имени. Однако акценты при этом расставляются странные — о движении за женские права будто совсем забывают.

Характерно, что на фотографиях с события приуроченного к 101-й годовщине первого Всероссийского съезда мусульманок мы видим только женщин в платках и мужчин, а на фотографиях с самого съезда нет мужчин и почти нет платков.

Нашу героиню иногда представляют исключительно как поборницу женского религиозного образования. Но история Мухлисы Буби куда сложнее, а ее фигура куда масштабнее — она сыграла огромную роль в становлении не только женского образования среди мусульманских народов (и уж точно не только религиозного), но и вообще в женском движении.

Кто избрал?

1 мая 1917 года в Москве открылся Всероссийский общемусульманский съезд. В его работе участ­вовало около 900 (по другим данным 830-ти) делегатов из всех регионов России, в том числе 112 женщин (по другим данным — 120). Для сравнения, из 800 делегатов собранного почти годом позже учредительного собрания женщин было 10 человек (6 из них — от партий и организаций выступавших за роспуск учредительного собрания).

Помимо прочего, съезд принял удивительно прогрессивные для своего времени решения о правах женщин, включавшие не просто декларативные заявления о равноправии, но и перечень мер, необходимых для движения к этому этого равноправию, например, принятая съездом рабочая программа включала пункт о необходимости создания детских садов при предприятиях (решения принятые съездом приведены в конце статьи).

Это был пя­тый по счету всероссийский съезд мусульман, но поскольку съезды до февральской революции (легальные и нелегальные) были менее представительным, этот съезд стал считаться первым. Можно встретить утверждения о верхушечном, «буржуазно-дворянском» характере съезда, однако в отличие от предыдущих мусульманских съездов данное собрание таковым не было — основная масса делегатов была избрана крестьянами, были делегаты от рабочих и солдат, в число ключевых решений входили решения об отмене частной собственности на землю и 8-ми часовом рабочем дне, избранному съездом Икомусу (Исполкому мусульман) предписывалась возможность альянса только с партиями «не правее трудовиков».

Это был первый всероссийский общемусульманский съезд, в работе которого участвовали женщины-делегатки. Одна из них — Салима Якупова, председатель Центрального бюро мусульманок России, была избрана в президиум съезда.
На посты кади было выдвинуто три женские кандидатуры: Мухлиса Буби, Мариам Поташчи (врач, студенткой получала стипендию им. А. Тукаева, которое мусульманское благотворительное общество в 1913-м году присуждало на оплату обучения только для одного мусульманина и одной мусульманки из бедных семей) и Фахрельбант Акчурина. Но достаточное число голосов получила только Мухлиса (302 голоса за, 208 — против).

Съезд фактически был учредительным, задававшим законодательные и структурные основы провозглашенной экстерриториальной автономии мусульманских народов России. Стоит понимать, что сегрегация по религиозному признаку в Российской Империи была даже более жесткой, чем по национальному. Соответственно, по признаку сегрегации происходило и объединение. Речь шла скорее о «мусульманских народах» — не все участники съезда были верующими (например, на нем присутствовали такие известные открытые атеисты как Султан-Галиев и Вахитов).

Как так вышло?

Сам съезд проходил на фоне пикового подъема женского движения в России — с женской демонстрации началась февральская революция, женские демонстрации добились от временного правительства официального признания избирательного права за «гражданами обоего пола всех национальностей и вероисповеданий». Таким образом, кстати, женское движение повлияло и на эмансипацию иноверцев и инородцев, впервые в России получивших полностью равные с православными русскими избирательные права именно на апрельских выборах в городские думы.

Хотя движение мусульманских равноправок практически не было связано с движением равноправок русских, [2] но участники съезда (как сторонники, так и противники женской эмансипации) не могли не принимать во внимание этого мощного фона.

Внутри собственно исламских сообществ также происходил бурный рост женских движений. Первые женские общества среди мусульманок России стали возникать только на рубеже веков (первое — в 1898-м году). Изначально, как и везде, это были благотворительные общества. Важно, что уже в самом начале они сосредоточились, прежде всего, на благотворительности в области женского образования. К этому времени вопрос неравного положения женщин[3] как проблема современного им ислама активно обсуждался джадидскими теоретиками и публицистами. Было написано несколько трудов, в которых обосновывались утверждения о потенциально заложенном в Коране равноправии мужчин и женщин, или, по крайней мере, куда большем приближении к равенству, чем современное авторам положение.

В трудах того же круга доказывалась относительно большая женская свобода в эпоху классического ислама и необходимость женской эмансипации и, в первую очередь, — женского образования для развития общества и возрождения мусульманского мира. Конечно, большинство авторов этого круга понимали «освобождение женщин» своеобразно — женское образование и несколько более активное участие женщин в общественной и политической жизни рассматривались ими как необходимые элементы национального возрождения или укрепления ислама, однако они обеспечили саму постановку среди мусульман вопроса о необходимость расширения женских прав. Прочно утвердилось понимание того, что отставание «исламского мира» от Европы связанно с тяжелым положением женщин в этом «исламском мире». Внешние представления о положении женщины в исламе, как и в наши дни, служили политикам плодородной почвой для консервативных спекуляций. Например, близкий к кадетам и правым трудовикам депутат первой думы А. Ф. Аладьин, обосновывая тезис о преждевременности обсуждения вопроса о женских правах, апеллировал к исламским обычаям, на что ему, кстати, возразил депутат от мусульманской фракции, в том духе, что и обычаи демонизированы и плохого в них при этом не мало — ориентироваться на них не стоит.

После ослабления цензуры (в результате первой русской революции) в 1905-м году, проблема женских прав становится одной из самых обсуждаемых тем в бурно развивающейся светской литературе и прессе мусульманских народов России. К этой теме нередко обращалась азербайджанская и казахская литература, очень часто — крымско-татарская, татарская и башкирская (стоит заметить, что для этого времени не всегда возможно четко разделить татарскую и башкирскую печать и литературу). Тогда новая (ныне классическая) татарская литература фактически начинаются с обсуждения женского неравноправия и тяжелого положения женщин. В азербайджанском и татарском театре эта тенденция прослеживается еще четче, впрочем театр в это время еще не имел серьезного влияния на мусульманское общество. Пресса и литература этого времени играли большее значение. Хотя число авторок в мусульманской литературе и печати оставалось небольшим, но это были яркие и известные в свое время личности, которые пользовались горячей поддержкой значительного числа авторов и симпатиями наиболее многотиражных изданий. В самых популярных газетах «Вакыт», «Шуро», «Казан мөхбире» существовали женские колонки.

Значительные по меркам Империи книжные тиражи[4], относительно высокая грамотность среди татар, заметно меньший (чем у большинства народов российской империи) разрыв в уровне грамотности между мужчинами и женщинами, тот момент, что пресса и литература активно продавалась в деревнях, — все это делало прессу и литературу заметными факторами формирования татарского общественного мнения. Татарская печать при этом не оставалась замкнутой. Например, крупнейшим центром книгопечатанья на казахском языке до революции была Казань.

Важным фактором были хоть и сильно ограниченные, но, относительно имперского законодательства, более широкие имущественные права мусульманок. Самостоятельные предпринимательницы среди мусульманок были редкостью — женское имущество редко превращалось в капитал в силу патриархальных установок общественного сознания. Однако заметной тенденцией стало расходование женской части семейного имущества буржуазных и дворянских семей на финансирование женского образования и просвещения. Можно вспомнить пример одного из первых женских мусульманских журналов «Сююмбике», который согласно брачному контракту, издавался редактором (кстати, выпускника медресе Иж-Буби, о котором мы еще расскажем) на деньги жены. На деньги жены Биби Зухры Гаспринской[5] начал издавать газету «Тарджеман» крымский просветитель и писатель[6] Исмаил Гаспринский. После Февральской Революции женское имущество позволило быстро укрепить женское движение.

Перед революцией представление о необходимости расширения женских прав было очень широко распространено среди грамотных представителей мусульманских народов. Спектр этих представлений был уже очень широк, от самых умеренных (рост доступности женского образования, незначительное повышение роли женщин в общественной жизни), до радикальных — пара писем читательниц, опубликованных в газете «Вакыт» фактически призывает женщин становится на позиции женского сепаратизма — в одном из них мужчины называются животными, в другом авторка изливает гнев на делегацию женщин, которая пытались передать петицию по «женскому вопросу» мусульманским депутатам (в 1914-м году) за то, что они просят помощи у мужчин. Мусульманки еще почти не имели опыта политической борьбы, но заметная часть опытных политиков-мужчин из мусульманских народов (особенно среди социалистов) занимала профеминистские позиции и оказала определенную организационную помощь.

О созыве общемусульманского съезда было объявлено сразу после революции в марте 1917 года, уже в 24 апреля в Казани состоялся первый Всероссийский съезд мусульманок, которому предшествовало несколько региональных съездов. На съезде присутствовала 71 делегатка и 300 гостий. Открыла его Хадича Таначева — врач-дантист, в августе того же года ставшая первой (и единственной) женщиной-гласной казанской городской думы. В 1907 году она (тогда под фамилией первого мужа — Хусаина Ямашева) была редактором татарской пробольшевистской газеты «Урал», выходившей в Оренбурге — газета просуществовала всего четыре месяца (была закрыта цензурой), но успела выпустить 31 номер и пять приложений.
Съезд составил свою программу по правам женщин к общемусульманскому съезду, избрал девять делегаток на него, центральное бюро мусульманок России, и начал организовывать женские комитеты на местах (видимо, благодаря их работе женщины получили столь заметное представительство на майском съезде). Стоит заметить, что в мае программа мусульманок была принята полностью и даже несколько расширена.

Несмотря на то, что сама постановка вопроса о женском равноправии в литературе мусульманских народов России фактически появилась только в последней четверти 19 века, к маю 1917 года (да и вообще к исходу дооктябрьской эпохи) мусульманский феминизм, за одно поколение, смог добиться значительных результатов, даже больших, чем феминизм в общеимперском масштабе

А кто судья?

Родилась Мухлиса в семье муллы Габдельгалляма и абыстай Бадрелбанат[7] Нигматуллиных в селе Иж-Бобья. Образование получила в местном медресе, т. е. почти у своей матери, которая и открыла при медресе женские «классы» в 1857-м году. Мухлису рано (в 18 лет) отдали замуж за муллу другой деревни. Девушка хотела продолжить дело родителей и создать женский класс в новой деревне, но муж запретил ей не только преподавать, но даже продолжать собственное обучение.

Мухлиса Буби

Протестовал муж и против удочерения осиротевшей девочки, которую Мухлиса все же приняла в семью, развода муж не давал. В результате в 1895-м году братья Габдулла[8] и Губайдулла,[9] приехавшие в гости, увезли сестру и двух ее дочерей (приемную и родную). Как раз в это время они приняли от отца и возглавили существовавшее с 18 века местное, до того не примечательное, медресе и совместно с женами Хуснифатимой, Насимой и сестрой начали в нем масштабные реформы обучения. После первых реформ Иж-Бубинское «училище» еще сильно уступало другим джадидским медресе и в известности и в количестве светских предметов и в продолжительности обучения.

Сильной стороной его изначально стала женская часть медресе — обучение в нем строилось по той же программе, что и в мужских классах. Недостаток образования преподавательницы компенсировали регулярными вечерними занятиями с другими преподавателями. Село было довольно богатым — действовало два кирпичных завода, из села происходило несколько купеческих фамилий, потому недостатка в жертвователях не было -Нигматуллины-Буби смогли собрать значительную по тем временам библиотеку и привлечь еще нескольких преподавателей, получивших европейское и турецкое высшее образование, организовать химическую и физическую лаборатории. Вечерние «факультативы» в этих условиях стали полноценной самостоятельной программой, превратившись в курсы мугаллимов (учителей) для мужчин и женщин, куда для углубления своего образования приезжали выпускники и ученики медресе и мектебов из разных уголков Российской Империи. К 1905-м году медресе в Иж-Буби становится одним из самых известных медресе России, а женская его часть — возможно, самым известным женским медресе империи. К этому времени объем светской программы был приблизительно таким же, как в имперских гимназиях (куда доступ иноверцам был сильно затруднен).

Однако, взрывной рост инородческих учебных заведений и печати, вызванный ослаблением цензуры в ходе Первой русской революции, и массовый переход кряшен и других крещенных инородцев в ислам, вызванный временной отменой уголовного преследования за выход из православия, стали причиной серьезных опасений российского правительства. В январе 1910-го года при Столыпине было создано «Особое совещание для противодействия татарско-мусульманскому влиянию в Приволжском крае»[10], которое в течении года подготовило проект мер по решению «мусульманского вопроса». Совещание высказало особые опасения по поводу роста светского образования среди татар (а под их влиянием среди других мусульман и инородцев Поволжья вообще) и в качестве одной из основных мер предписывала закрытие одних «мусульманских» учебных заведений и устранение светских дисциплин (включая, как не странно, русский язык) из других.

И хотя план «Особого совещания» реализован не был, в 1911–1912х гг. по Поволжью прокатилась волна погромов и закрытий мектебов и медресе. В ночь на 30 января в село Иж-Буби вошел отряд жандармов с сотней конных стражников, арестованы были все мужчины преподаватели, конфискована и вывезена на 12-ти подводах библиотека, женщинам-преподавательницам было вынесено предупреждение, что в случае, если они не прекратят преподавание их также арестуют. Видимо, властям показалось, что предупреждения достаточно, однако женщины продолжили работу, фактически год медресе руководила Мухлиса Буби (до своего ареста 18 января 1912).

К счастью, арест продлился не долго, обвинение Мухлисе (в отличие от братьев) так и не было предъявлено. Осенью 1912 года Мухлиса Буби уже была на свободе, переехала в Троицк (тогда один из центров просвещения мусульман России) и приступила к обучению девушек в женской начальной школе. В то же время она агитировала известных троицких купцов и меценатов Аушевых открыть женское медресе или женскую учительскую семинарию по типу Иж-бубинского медресе и добилась своего. В 1914 году одна ветвь Аушевых открыла женское медресе, а год спустя другая ветвь добилась официального разрешения на открытие женской учительской семинарии. Мухлиса Буби стала во главе этой семинарии, и в этой должности встретила свое избрание на пост кади духовного управления мусульман.

В какой-то мере ее избрание было компромиссным — две другие кандидатуры были более радикальными. С одной стороны Мухлиса не участвовала в работе общественных организаций мусульманок, которые к 1917-м году часто остро ставили вопрос о женских правах, не была автором громких публикаций на эту тему — с другой — вероятно, никто не сделал для женского образования среди мусульманских народов больше, чем Мухлиса Буби. Так или иначе, должность не стала синекурой или простой символической демонстрацией движения к равенству.

После избрания

Мухлиса Буби активно включилась в работу ЦДУМ, в ее ведение определили дела, касающиеся семейных разбирательств — области, в которой гендерное неравенство проявлялось особенно сильно. На нее свалилась огромная работа. Это неудивительно в условиях, когда, например, развод по инициативе жены (хула) стал возможным по желанию жены (традиционно он требовал доказательства несостоятельности мужа как такового в шариатском суде). Сама кади только теперь, спустя 22 года после фактического разрыва с мужем, смогла получить официальный развод, подписанный другим членом ЦДУМ Ризаитдином Фахретдином.

В это же время центральное бюро мусульманок развернуло активную деятельность по созданию женских комитетов. Их создание происходило неравномерно, в европейской части и в Сибири новые женские комитеты возникли во многих селах, на Кавказе и в Средней Азии только в некоторых городах. Комитеты мусульманок рассылали лекторш и иногда лекторов с лекциями и разъяснениями решений московского общемусульманского съезда по деревням, налаживали выпуск листовок и сбор средств.

Но, надо думать, Мухлисе Буби пришлось столкнуться с серьезным противодействием консервативных мулл. Легитимность самого ЦДУМ, избранного самими мусульманами, а не назначенного царем, не подвергалась сомнению даже крайне консервативными изданиями. Определенную поддержку новой судье оказали и коллеги-кади и даже консервативный (особенно на фоне остальных членов ЦДУМ) избранный муфтий Галимджан Баруди. Гораздо сложнее обстояло дело с теми решениями по женским правам, приведение которых в жизнь в значительной степени легли на плечи недавней преподавательницы медресе. Особо рьяно консерваторы нападали на 11 пункт, предписывавший равенство в свидетельстве и наследовании имущества и запрет на многоженство. Стоит заметить, что российское законодательство, несмотря на прогрессивные реформы в области наследственного права от 1912 года, все еще предполагало меньшее имущественное равенство между мужчинами и женщинами, чем даже традиционный шариат, а к равному разделу даже не приближалось.

Свидетельство мужчин так же считалось по имперским законам более ценным, чем свидетельство женщины (но без соотношения 1 к 2). Бурная реакция на запрет многоженства удивляла и современников — все же явление редкое и в народе осмеивавшееся и осуждавшееся. Но вероятно объясняется эта реакция достаточно просто — подавляющее большинство многоженцев было муллами — т. е. относилось к группе с мощной групповой солидарностью и идентичностью. В адрес духовного управления было заявлено несколько протестов. Происходили и возмущения непосредственно на местах.

Так в Мамадыше местный мулла попытался выгнать женщин с организованного в мечети политического собрания жителей, но женщины отказались, были поддержаны частью мужчин и остались. В крымском селе Ускут мулле с палкой на перевес удалось разогнать собрание мусульманок и прогнать из деревни приехавших лекторш. В Баку разгоряченная какими-то проповедниками толпа заставила выходивших с собрания участниц женского мусульманского комитета снимать «мужские» ботинки. Однако в большинстве случаев дискуссии многочисленных съездов заканчивались поражением противников эмансипации, даже на собраниях духовенства они, бывало, оказывались в меньшинстве.

Но противодействие со стороны консервативного духовенства оказалось хорошо организованным — сеть духовенства была самой разветвленной сетью в среде мусульман, и до революции чуть ли не единственной дозволенной организацией. Распространенность суфийских «орденов» (особенно Накшбандии) укрепляла неформальные, не опосредованные ЦДУМ, связи между духовенством.

Собранный 21 июля Второй всероссийский общемусульманский съезд стал полем битвы вокруг земельной программы и 11 пункта решений о правах женщин. Параллельно ему проходили съезды: военный мусульманский и мусульманского духовенства (наиболее многочисленный). Обшемусульманский съезд был заметно менее представительным, чем первый.
Общемусульманский и военный съезд проголосовали за сохранение решений майского съезда. Однако на совместном заседании трех съездов духовенство (большая его часть) пригрозило тем, что покинет съезд и будет бойкотировать его если XI пункт не будет пересмотрен, либералы пошли на компромисс, выгодный для них в связи с возможностью изменить решения и по земельному вопросу. Тут важным фактором было и беспокойство по поводу взаимодействия с Временным Правительством — происходившие захваты крестьянами крупной земельной собственности находились в полном согласии с майскими решениями общемусульманского съезда, но были незаконны с точки зрения Февральской Республики.

На компромисс внезапно пошла и женская секция общемусульманского съезда. На сохранении решений настаивали социалисты и члены военного съезда. Последние, помимо прочего, находились вне закона[11] и мало волновались о соответствии своих решений российскому законодательству. При переголосовке был отменен 11 пункт решений о правах женщин, и решения по земельному вопросу, откладывавшиеся до созыва Учредительного Собрания. Левые заявили протест, крайне левые и участники военного съезда покинули заседание. Установления мусульманских съездов приблизились к законам Российской Республики. Было создано Вакытлы Милли Идарэ (Временное Национальное Управление) во главе с Садри Максуди (Максудовым) Пренебрежение к интересам подавляющего большинства гипотетических граждан (всех женщин и большинства крестьян) и игнорирование мнения солдатских депутатов еще аукнется «лидерам нации» в 1918-м году. Пока либералы и консерваторы могли праздновать победу, отказ от собственных позиций по вопросу о женских правах либералы и особо умеренные социалисты отчасти компенсировали тем, что ЦДУМ подчинился Милли Идарэ на правах «министерства религии» — дин назарията.

Сам ЦДУМ, оставался заметно прогрессивнее основной массы духовенства. В ответ на реакционные решения второго съезда Мухлиса Буби издает фетву с перечислением всех необходимых для многоженства условий (надо заметить, что их строгое соблюдение делало многоженство событием очень и очень маловероятным), которую подтверждают остальные члены ЦДУМ. Фетва дополняется указанием, что все решения о браке более чем с одной женой должны были поступать на рассмотрение лично Мухлисы Буби. С ее подачи ЦДУМ, не обладая полномочиями пересматривать решения съезда, ввел фактический мораторий на многоженство.

Вскоре была опубликована статья Мухлисы «Обращение к женщинам и девушкам». Буби писала:

«В Управление мусульман приходит много жалоб о том, что мужчины вступают во второй брак, а имамы, зная об этом, совершают свадебный обряд. Я женщина, и это ранит моё сердце. Беспокоит и то, что девушки знают — мужчина уже женат, но всё равно выходят замуж. Здесь виноваты трое: мужчина, согласившаяся выйти замуж женщина и имам, прочитавший им никах. Если назарият запретит мужчинам второй брак, то и женщины должны этому повиноваться».

После октябрьской революции и победы красных в гражданской войне, многие вопросы, казалось бы, отпали сами собой. Безусловно, Страна Советов приняла самое прогрессивное в мире законодательство относительно женских прав (по многим пунктам более прогрессивное, чем любое из ныне существующих) и прикладывал (по крайней мере в первые 15 лет своего существования) серьезные усилия для женской эмансипации. Вопросы брака и семейных разбирательств при этом впервые перешли в руки гражданских органов. Однако в сельской местности, где проживала большая часть населения, женотделы сталкивались с серьезными трудностями, а влияние марксистских идей было крайне слабым.

Браки зачастую совершались помимо гражданской администрации. При этом, после отделения церкви от государства, в течении 10 лет ислам только укреплял свои позиции. Тому способствовало множество факторов — ослабление (в сравнении с царскими временами) цензуры, отсутствие погромов, дополнительного налогообложения для иноверцев, отсутствие необходимости содержать систему образования на пожертвования общины (поскольку государственные школы стали несегрегированными и общедоступными) и т. д. Определенное значение имела и активная деятельность ЦДУМ. Исторический максимум числа мусульманских приходов в России был достигнут в 1927-м году. Безусловно, радикальная большевистская программа женской эмансипации была куда более прогрессивной, но в тех условиях и умеренная, но последовательная деятельность ЦДУМ, направленная на раскрепощение женщин, имела существенное значение. Несмотря на то, что расхождения по «женскому вопросу» стали одной из причин утраты влияния на Кавказе и в Средней Азии[12], позиция духовного управления по этому вопросу оставалась твердой.

Мухлиса Буби в это время была одним из самых активных, если не самым активным деятелем ЦДУМ. Так известный в мусульманском мире богослов Муса Биги (Бигеев) (он, кстати, неоднократно выступал спикером от той части духовенства, которая настаивала на равноправии мужчин и женщин «без изъятия» и формулировках майского съезда мусульман) писал:

«Абдулла Сулейманов восхвалял Мухлису Буби, говоря, что она сделала весьма многое; выходит: она сделала больше, чем все остальные казыи — пожалуй, это и в действи­тельности так».

Перед вторым съездом мусульманского духовенства, прошедшем в 1920-м году, многие мусульманские деятели предполагали, что переизбрания Мухлисы не состоится, однако, активизация мусульманок, потребовавших ее избрания или избрания другой женщины на ее пост вынудили консерваторов уступить. Мухлиса Буби была переизбрана и на последующих съездах (в 1923-м и 1926-м году), причем ее популярность только росла — на съезде в 1926-м году она получила 343 голоса за и 48 против. Несмотря на то, что светские лидеры мусульманских народов перестали влиять на работу духовенства, все это время духовное управление большое внимание уделяло работе с женщинами — создавались новые женские организации, муллам предписывалось обеспечивать сопоставимый доступ в мечети для мужчин и женщин, писались и рассылались на места проповеди о высокой роли женщины, готовились и обучались женщины-проповедницы и т.п.

На первых парах советская власть наблюдала за этим спокойно, иногда даже вступая во взаимодействие с ЦДУМ в вопросах мобилизации и создания женских организаций, вовлечения женщин в общественную жизнь. При этом определенная часть исламского духовенства проявляла явную симпатию к советской власти и идеям коммунизма (очевидно, в религиозно-утопической, а не марксистской интерпретации). Но ближе к 1926–1927 годам между советами и духовенством возникает конкуренция за влияние на женщин. В отчете за 1927 год восточного отдела ОГПУ отмечалось:

«особую активность духовенство ряда районов проявило в отчетный период по женскому вопросу. Тут мы имеем две линии поведения в общей массе духовенства. В то время как в Средней Азии, на Северном Кавказе мы наблюдаем отчаянную борьбу консервативного, реакционного духовенства, шейхов — против раскрепощения женщин. В остальных районах мы имеем, наоборот, стремление духовенства „раскрепостить“ женщину, но сделать это под своей эгидой, всячески оберегая ее от воздействия с нашей стороны. Если первое движение опасно для нас своим фанатизмом, косностью и не дает нам возможность приблизить мусульманскую женщину к общественной жизни, то второе движение не менее опасно для нас тем, что тут происходит приобщение только не к нашей советской общественности, а к общественности национально-религиозной…»[13]

Власти меняют акцент и начинают борьбу, прежде всего, с «прогрессивным крылом» духовенства, с которым ранее было готово вступать в диалог. 20 Ноября 1937-го года[14] Мухлиса Буби была арестована (приблизительно тогда же была арестована большая часть ЦДУМ), 23 декабря — расстреляна за участие в вымышленной «контрреволюционной повстанческой националистической организации Башкирии» и «пособничество япониским шпионам»; 23 мая 1960 г. — реабилитирована «за отсутствием состава преступления».

Сегодня на всем постсоветском пространстве очень модно говорить о «традициях», под разговоры о них ведется наступление на права многих категорий граждан. Особенно активно происходит наступление на права женщин. Людям, которые считают традиции чем-то, что ценно само по себе, можно напомнить, что у женщин народов этого пространства есть богатая традиция борьбы за свои права. Остальным должно бы быть достаточно и понимания того факта, который совершенно четко осознавали представители национальных интеллигенций начала XX века — общество, в котором половина населения ограничена в правах неизбежно будет отставать от обществ более близких к достижению равенства прав и возможностей. Отсутствие понимания этого факта в общественном сознании и у политических элит постсоветского пространства задает мрачные перспективы.

Сегодня те меры, которые предпринимала Мухлиса Буби в борьбе за права женщин мусульманок кому-то могут показаться недостаточными, кому-то удивительными, а кому-то (к сожалению) и чрезмерно радикальными. Но прорыв к равенству, активной участницей которого была наша героиня был важным шагом на пути к прогрессу, влияние которого перекинулось далеко за границы СССР.Сегодня же, когда идет наступление и на права женщин и на право изучать в рамках школьной программы языки народов России помимо русского, не лишним будет вспомнить опыт тех людей, которые смогли в несравнимо более суровых условиях добиться того, что у нас не пока получается даже отстоять.

Булат Гильманов
Впервые опубликовано в группе Гуманитарная библиотека Урало-Поволжья

_________________________________

[1] Названия этого органа менялись, но для простоты мы пользуемся только одним – Центральное Духовное Управление Мусульман (в сокращении- ЦДУМ). Управление было создано в 1789 году, в рамках вызванной пугачевским восстанием либерализации религиозного законодательства при Екатерине II, осуществляло управление приходскими общинами, занималось имущественными и семейными судебными разбирательствами между мусульманами, вело метрические книги. До описываемого съезда его состав назначался царскими чиновниками.

[2] Особняком стоят работы известного казанского востоковеда О. С. Лебедевой посвященные положению женщины в исламе. В них она доказывала, что положение женщины в эпоху классического ислама было гораздо лучшим, чем нынешнее, и что возрождение и развитие исламского мира невозможна без реэмансипации мусульманок. Ее книги были созвучны с идеями многих джадидов и издавались на нескольких языках Российской и Османской Империй.

[3] Стоит оговориться, что положение женщин в разных мусульманских обществах России и в разных их слоях было очень разным, но вдаваться в описание этих сложных различий в неравенстве мы в рамках статьи не можем.

[4] По книгам: Д. М. Исхаков в своей докторской диссертации «Этническое развитие волго-уральских татар в XV- начале ХХ вв.» приводит следующие цифры: «между 1901 — 1917 гг. — от 6,2 до 7 тыс. названий [татарских книг] общим тиражом от 41,3 до 47 млн. экз». В составленном библиофилом Тороповым А.Д. справочнике «Статистика произведений печати, вышедших в России в 1913-м году» на указанный год дана оценка в 1 052 100 экземпляров суммарного тиража книг на татарском языке. Данные по инородческим книгам в нем неполные, но позволяют сопоставить тиражи книг на разных «инородческих» языках. Татарский язык, по душевому тиражу книг на носителя оказывается в ряду таких языков Империи как польский, литовский и идиш, заметно уступая только языкам протестантских народов.

[5] В девичестве — Акчурина, дочь богатого симбирского фабриканта, не только дала деньги на создание газеты, но на первых порах вместе с мужем занималась технической работой в типографии и редактировала крымско-татарские тексты так, чтобы их было легче понимать волго-уральским татарам. Биби Зухра пыталась получить разрешение и на создание женского журнала, но цензура этого не позволила. Только после Первой Русской Революции дочь Гаспринских Шефика смогла получить такое разрешение.

[6] Исмаил Гаспринский был не только организатором учебных заведений, журналистом и издателем, создавшим газету повлиявшую на прессу всех мусульманских народов России, но и писателем. Среди прочего он был автором таких произведений как повесть «Арслан къыз» (Девушка-львица) и эссе «Kadınlar. Yarım Dünya» (Женщины. Половина мира).

[7] Современники описывали ее как начитанную женщину, прекрасно владевшую помимо татарского арабским и фарси. Она завоевала большое уважение в округе, ее сын Габдулла говорил, что именно к авторитету матери он апеллировал, когда кто-то проявлял недоверие к нововведениям, производившимся в медресе. Любопытно, что в переписи 1897 года в графе о ее грамотности переписчик поставил «нет, по-татарски», видимо подразумевая, что Бадрельбанат не умела читать по-русски.

[8] Младший брат Мухлисы, главный организатор реформ медресе. Из-под его пера вышли учебники по грамматике и формальной логике, множество опубликованных и запрещенных к печати трудов по богословию и философии, среди них выделим трактат «Женщины», запрещенный к публикации, но ходивший в рукописных списках. В нем (возможно впервые) появляется сравнение: «нация, половина которой находится взаперти, ничем не отличается от наполовину парализованного человека» — образ крайне популярный и многократно повторявшийся в предреволюционную эпоху в текстах и выступлениях общественных деятелей мусульманских народов России. После освобождения из тюрьмы в 1914-м году уехал в Китайский Туркестан, где вместе с женой Хуснифатимой организовал школу с совместным обучением мальчиков и девочек, в 1917 году вернулся в Иж-Буби, восстанавливал медресе, в 1922-м умер от туберкулеза.

[9] Старший брат Мухлисы Губайдулла сумел получить высшее образование в Стамбуле и послушать университетский курс физики в Париже, был автором татароязычных учебников для начального уровня по физике, ботанике и географии (некоторые из них использовались в советских татарских школах еще в 20-е годы). После революции участвовал в создании нескольких светских учебных заведений в СССР.

[10] Здесь снова возникает некоторая путаница понятий — фактически речь шла не о противодействии исламу (собственно религиозное образование власти не волновало, о чем однозначно писалось в документах «совещания»), а о противодействии росту светского образования среди мусульманских народов.

[11] Съезд мусульманских военных был запрещен временным правительством, а его делегаты объявлены дезертирами, образованное съездом Харби Шуро (Военный Совет) на нелегально положении будет находится до корниловского мятежа, когда агитаторы Шуро «демобилизуют» последние верные Корнилову части «Дикой Дивизии».

[12] С 1923 году и до расстрела большей части ЦДУМ под его управлением находилось мусульманское духовенство европейской части СССР, Сибири и Казахской АССР.

[13] Цитата по: Гусева Ю.Н. «Женский вопрос» В религиозной практике поволжских мусульман В1920-е гг. через призму государственно — исламских отношений.//Научный Татарстан № 4, 2012 г.

[14] В некоторых публицистических статьях утверждается, что арестована она была в 30-м и семь лет провела в тюрьме — это ошибка. В 1930-м ее вызывали на допрос в связи с обвинением в незаконном хранении валюты и золота (Мухлиса Буби надеялась на него совершить с дочерью хадж), ценности были конфискованы, но ареста не последовало.

Приложение

Выдержки приведены по ЖЖ историка Сагита Фаритовича Фаизова (http://sagitfaizov.livejournal.com/)
Выдержки из протоколов Всероссийского всеобщего мусульманского съезда, состоявшегося в Москве 1–11 мая 1917 г.* (* Бөтен Русия мөселманларының 1917 елда, 1–11 майда Мәскәүдә булган гомуми съездының протоколлары. Петроград, 1918. Перевод с татарского и других тюркских языков С.Фаизова.)

Решения всеобщего всероссийского мусульманского съезда по женскому вопросу по итогам специального заседания.

9 мая 1917 г.

Съезд, изучив проблему положения женщин, целиком согласился с 10 пунктом решения состоявшегося в апреле Казанского съезда мусульманок.

I
1. По шариату мужчина и женщина одно.
2. По шариату у женщин есть право участвовать в политической и общественной жизни; поэтому у женщин по шариату есть право участвовать в выборах.
3. В шариате нет обязательства женщин носить хиджаб.

II
Лишь та нация может быть сильной, чьи женщины наделены равными правами, и это равенство возможно осуществить, если только женщины будут готовы участвовать в деятельности учреждений, разрабатывающих законодательство о женщинах; поэтому мусульманки должны быть равны с мужчинами в политических правах. Женщины должны избирать и быть избираемыми в Учредительное собрание.

III
Избирать и быть избранными — для мусульманок новый опыт. Во-первых, оттого, что до сих пор женщины не имеют навыков участия в общественной деятельности. Во-вторых, вполне вероятно, что мужчины, будут против посещения женщинами мест голосования, и поэтому во избежание утраты голосов половины населения — голосов женщин: во время выборов в Учредительное собрание участие каждой мусульманки в выборах следует рассматривать как долг; следует предусмотреть, что женщинам будут отведены отдельные от мужчин места для голосования.

IV
Среди российских мусульман стали очень частыми случаи бракосочетания без согласия невесты и жениха, что имеет следствием неурядицы в семейной жизни и несчастливую жизнь детей, выросших в таких семьях; поэтому благословение брака считать возможным при согласии на это жениха и невесты

V
Нередко при отсутствии согласия между мужем и женой и желании жены уйти от мужа он насильственно удерживает ее. Для женщины является мучением оставаться в семье, где нет согласия и есть притеснение. Ввиду того, что это вредно для воспитания детей, съезд, приняв во внимание права женщин и интересы воспитания будущего поколения, принял следующее решение: в благословение брака следует включить то положение, что женщина имеет право на развод, если между женой и мужем нет взаимной приязни.

VI
Cледует принять во внимание, что в Туркестане и на Кавказе, и также в Казахстане принято выдавать замуж 11-12-летних несчастных девушек, и съезд, имея ввиду обусловленную этим физическую немощь и раннюю смерть молодых женщин, немощь детей, нашего будущего поколения, решил запретить выдавать замуж девушек, не достигших 16 лет, будь то на севере или на юге.

VII
Учитывая интересы сохранения здоровья и благополучия детей нации и то, что несчастья многих семей происходят от подверженности мужчин и женщин тяжелым заболеваниям, и имея целью покончить с этими несчастьями, съезд решил, что «во время бракосочетания жених и невеста должны представить свидетельства об отсутствии у них тяжелых заболеваний».

VIII
Приняв во внимание, что многое время мужчины берут в жены не одну женщину и рассматривают это как некую игру, разводятся со своими прежними женами без всяких оснований, и считая этот обычай причиной для злоупотреблений, съезд решил: «Во время бракосочетания жених должен представить заявление об отказе от последующей женитьбы на второй женщине, а если по какой-либо причине возьмет вторую жену, то даст первой развод и обеспечит содержанием».

IX
В Казахстане отцы девочек продают их в малолетнем возрасте за калым; позже, если возникает необходимость развода, требуется вернуть калым. Этот калым не есть сумма денег, даваемая женихом невесте, но есть сумма выкупа невесты у ее отца. Поэтому съезд, приняв во внимание права казахских девушек, решил: «При выходе замуж казахских девушек калым уплачиваться не должен. Если за девушку к сегодняшнему сроку калым уже уплачен, то она имеет право не идти замуж за того, кто был избран ей в мужья без ее согласия».

X
Многие женщины по различным причинам бывают вынуждены идти в публичные дома. И если кто-то из них пытается вырваться оттуда, закон о публичных домах заставляет их навсегда оставаться несчастными. Ввиду этого следует покончить с публичными домами и законодательством о них*.

XI
1.) Мусульманки должны быть равны в политических и гражданских правах с мужчинами;
2.) Многоженство, ввиду того, что оно нарушает гуманность и справедливость, должно быть изжито решительным образом.
Из решения съезда по рабочему вопросу. 10 мая 1917 г.:
6. Запрещается привлекать женщин к работам, вредным для здоровья. В период беременности женщинам предоставляется отпуск продолжительностью от четырех до шести недель, заработная плата за это время сохраняется. […]
8. В местах, где работают женщины, должны быть колыбели и построены ясли для грудных детей; матерям, кормящим грудью, каждые три часа должен предоставляться перерыв для кормления ребенка. […]
11. Для контроля над соблюдением рабочего законодательства и над условиями работы рабочих во всех местах работы, не исключая государственных, должна быть учреждена инспекция. Там, где работают женщины, инспектора должны быть из женщин.

Литература, использованная при написании статьи:

Абибуллаева Э. Секреты древнего города. Женщина, которая наполняла его душу радостью и мужеством…
Акчурина Н. Татарская просветительница Мухлиса Буби// Материалы IV–V Всероссийской молодежной научно-практической конференции 2010, 2011 года: Современные проблемы и перспективы развития исламоведения, востоковедения и тюркологии.
Арапов Д. Ю. (предисловие, примечания и комментарии) Записки П. А. Столыпина по «Мусульманскому Вопросу» 1911 г.// Восток. Афро-азиатские общества: история и современность: 30.04.2003
Бадретдин Г. Мухлиса Буби — первая женщина-казыя// Исламские новости 15.04 2015
Биктемирова Т.А, Татарская женщина в зеркале истории
Биктимирова Т. А. Жизнь по совести Хадичи Ямашевой//Журнал «Казань», № 2, 2017
Габдрафикова Л. Р. Татарские женщины в годы Первой мировой войны// Гасырлар авазы — Эхо веков, 20014 г. № ¾
Габдрафикова Л. Р. Татарское буржуазное общество: стиль жизни в эпоху перемен (вторая половина XIX — начало ХХ века). — Казань. 2015.
Гильмутдинова К. Р. Мухлиса Буби — просветительница татарского народа//Молодой учёный № 21 (125) / 2016
Гимазова Р. А. Просветительская деятельность Нигматуллиных-Буби (конец XIX — начало XX вв.) (Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук). Казань — 2004
Голубкина Т. М. Мусульманский вопрос в России в начале XX века:
идеи, проекты, решения (на примере губерний Среднего Поволжья)
Гусева Ю.Н. «Женский вопрос» В религиозной практике поволжских мусульман В1920-е гг. через призму государственно — исламских отношений.//Научный Татарстан № 4, 2012 г.
Давлетшина Л. Ш. Благотворительная деятельность мусульманских женщин в образовательной сфере // Учен. зап. Казан. ун-та. Сер. Гуманит. науки. 2009. № 2
Женское движение в Башкортостане. 1900–1941: Сборник документов и материалов // Р. Н. Сулейманова (отв. ред.), Ш. Н. Исянгулов, Г. Ю. Султангужина. — Уфа: Гилем, 2007
Журнал «Особого совещания по выработке мер для противодействия татарско-мусульманскому влиянию в Приволжском крае в 1910 году и о преобразовании Оренбургского магометанского духовного собрания» Татарстан.- 1992.- № 9/10.- С. 26–44
Зиннатуллина А. А. Подготовка педагогических кадров для мусульманских женских школ // Вестник ТГГПУ. 2010. № 21.
Ислам в Санкт-Петербурге: энциклопедический словарь / Коллект. автор; сост. и отв. редактор Д. 3. Хайретдинов. — М.: Издательский дом «Медина», 2009. — 308 с.
Ислам и советское государство. Вып. 1: (по материалам Восточного отд. ОГПУ. 1926 г.) / вступ. ст., сост. и коммент. Д. Ю. Арапова и Г. Г. Косача. — М. : Изд. дом Марджани, 2010.
Исхаков С. М. Первая русская революция и мусульмане Российской империи М. 2007. 400с.
Исхаков С. М. Российские мусульмане и революция (весна 1917 г. — лето 1918 г.). — М., 2004.
Каримова Э. Роль педагогической деятельности Габдуллы, Губайдуллы и Мухлисы Буби в развитии Иж-Бобьинского медресе. 2014
Котюкова Т.В. «Мусульманский вопрос» в Туркестане в начале XX в.//Вопросы истории, № 9, Сентябрь 2010, C. 97–112
Махмутова А. Х. Габдулла Буби: «Без основательных знаний и просвещения невозможно узнать болезни нации и по-настоящему лечить их»// Гасырлар авазы — Эхо веков, 2001 г. № ¾
Махмутова А. Х. Мухлиса Буби (Бобинская) и джадидизм
Махмутова А. Х. Феномен Мухлисы Буби// Гасырлар авазы — Эхо веков
Махмутова. А. Х. Женское начало.
Мухетдинов Д. В., Хабутдинов А. Ю. Ислам в России в XVIII — начале XXI вв.: модернизация и традиции. Нижний Новгород: Издательство ННГУ им. Н. И. Лобачевского, 2011. — 282 с.
Никишина, С. Р. Проблема женской эмансипации в татарской литературе начала XX века (автореферат кандадатской диссертации)
Нурмухаммет Х. Татарский мир и двенадцать столетий татарской литературы//Татарский мир 2003 № 7
Сулейманова Р. Н. «Положение ее довольно сносно…»: взгляды отечественных исследователей второй половины ХІХ — начала XХ в. на положение женщины в традиционном обществе (На примере башкир)
Сулейманова Р. Н. «Цели культурно-просветительные, нравственно-воспитательные и трудовспомогательные»:о возникновении и деятельности женского общества в Уфимской губернии // Austrian Journal of Humanities and Social Sciences. 2016. № 11–12.
Сулейманова Р. Н. Женщины в общественно — политической жизни Башкирии ХХ века (Автореферат диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук) Екатеринбург. 2011.
Сулейманова Р. Н. Женский вопрос в России в 1917 г.: региональный опыт. — Уфа: Белая река, 2008.
Терегулов И. Очерк по истории общественного и революционного движения мусульман России.
Усманова Д. Мусульманские съезды 100 лет назад: как татарские интеллектуалы из унитаристов превратились в ярых федералистов //Реальное время 12.05.2017
Фаизов С. Ф. ДВИЖЕНИЕ МУСУЛЬМАНОК РОССИИ ЗА ПРАВА ЖЕНЩИН В 1917 Г.: СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ. Нижний Новгород, 2005.
Хабутдинов А. Ю. Духовные управления в годы мировых войн и тоталитаризма (1917–1950) //Ислам в СНГ 18.10.2010
Хабутдинов А. Ю. Лидеры нации. Казань, 2003.
Хабутдинов А.Ю., Мухетдинов Д. В. Российские мусульмане-татары: от общины к нации (конец XVIII — начало XX вв.): Учебное пособие — Н. Новгород: Издательский дом «Медина», 2007. — 132 с.
ХабутдиновА. Ю. Мусульманка как учитель и судья: Мухлиса Буби
Чубукчиева Л. З. ЖЕНСКИЙ ВОПРОС НА ВСЕРОССИЙСКОМ МУСУЛЬМАНСКОМ СЪЕЗДЕ В МОСКВЕ: ПО МАТЕРИАЛАМ ЛИЧНОГО АРХИВА ШЕФИКИ ГАСПРИНСКОЙ
Юкина И. И. Всероссийские женские съезды как точки роста феминистского движения в России.
Юкина И. И. Первый всероссийский женский съезд // Вы и Мы. Диалог женщин. М., Эслан, 1998. № 6. С 13–16
Юкина И. И. Война, революция и политические права женщин.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *