Феминистки сегодня впереди

Протесты против Трампа обозначили новый этап развития феминистского движения, поставив в самых разных странах вопросы о том, как отстоять то, что уже достигнуто, избежать прежних ошибок и не дать увести новую мобилизацию в карьерно-индивидуалистическое или субкультурное русло.

Для социалистов, придерживающихся принципа равенства людей независимо от пола, цвета кожи и этнического происхождения, женская борьба —составляющая долгой борьбы человечества за равные возможности. Именно благодаря огромной армии трудящихся женщин, которые производят большую часть материальных благ на планете, становится возможной феминистская риторика представительниц высших слоев.

Простые женщины, а вовсе не медийные дивы, оседлавшие феминистского конька, заинтересованы и имеют возможности для изменения общественного строя. Мы отстаивали повестку «феминизма для 99%» на проходивших в эти дни в России феминистских дискуссиях и фестивалях, а сегодня публикуем интервью Пенелопы Дагган с Чинцией Арруцца – одной из организаторок Женской забастовки в США, известной марксистской феминисткой, писательницей и активисткой – о значении мобилизации 8 марта.

57c090b8bd97e
Чинция Аруцца (справа)

Пенелопа Дагган: После 21 января я написала статью «Женские марши: от протеста к движению?». Как ты думаешь, можно ли назвать то, что мы наблюдаем, движением, будь то внутри Соединенных Штатов или в общемировом масштабе?

Чинция Арруцца: Когда прошлым летом мне задали такой же вопрос, я ответила отрицательно. Я очень рада, что могу теперь изменить свое мнение: да, мне действительно кажется, что мы становимся свидетелями зарождения нового феминистского движения международного масштаба. Конечно, это не значит, что феминистское движение есть повсюду.

Международную женскую забастовку поддержали пятьдесят стран, но участие их было неравномерно: самые массовые демонстрации прошли в Польше, Аргентине, Италии, Испании, Ирландии и Турции.

В других странах забастовка очень широко освещалась в СМИ, и, возможно, мы наблюдаем первые шаги в реконструкции мощного и крупного антикапиталистического феминистского течения и его мобилизацию. Это, например, касается США, где семитысячный марш в Нью-Йорке оказался одним из самых многочисленных и откровенно радикальных за многие годы. Но существеннее всего то, что это была спланированная и скоординированная международная кампания. Ничего сопоставимого по уровню международной координации мы не видели с начала 2000-х годов, со времен движения за глобальную справедливость.

— Один наш товарищ из Мексики был рад ответить на мой предыдущий вопрос утвердительно еще до 8 марта: «TomarlaPalabra» [Взять слово]. Как ты думаешь, он поторопился?

Основания для утвердительного ответа были и до 8 марта, учитывая внушительные октябрьские женские забастовки в Польше и Аргентине и массовые ноябрьские демонстрации в Италии. Были сигналы и до Международного женского дня, и из количества участниц забастовки ясно, что они были верными.

— Мы говорили о «волне» женского движения в конце 1960-х – начале 1970-х годов. потому что это была сила, которая поставила женщин с их требованиями на политическую карту в самых разных странах и заставила власти реагировать на этот вызов. Думаешь ли ты, что сегодня мы видим подобную силу, хотя и занимаем в целом скорее оборонительную позицию?

Я бы сказала, что на дискурсивном уровне эта мобилизация уже оказывает мощное воздействие в плане пересмотра политических приоритетов и уже одержала некоторые важные победы в отдельных странах, например, в Польше. Конечно, мы находимся в обороне, но ровно по этой причине новое феминистское движение так значимо. Оно может сработать как спусковой крючок для более широких общественных движений, обеспечивая центральное место в них требованиям и голосам женщин. Это было бы огромным достижением.

— Конечно, в последние сорок лет феминистки вели активную деятельность. Но она была достаточно фрагментированной, во многих случаях происходила через относительно институционализированные каналы (правительства, неправительственные организации) или через индивидуальные формы протеста, несмотря на такие акции, как Всемирный женский марш. Конечно, все это нужно рассматривать в общем политическом контексте, сформировавшемся в постмодернистские 90-е. Преодолели ли мы этот этап, способны ли вернуться к коллективным видам деятельности? Можно ли в этом смысле говорить о новой волне?

Думаю, эта мобилизация показывает новое и растущее осознание того, что нам необходимо солидаризоваться и начинать действовать коллективно, и только таким путем мы сможем защитить себя от непрерывной агрессии против наших тел, нашей свободы и самоопределения, а также противостоять империалистической и неолиберальной политике. Более того, эта мобилизация действует как противоядие от либерального уклона в феминистском дискурсе и практике. В то же время, преодоление «постмодернизма», индивидуализма или некоторого извода политики идентичности не может подразумевать буквального возвращения обратно в шестидесятые.

Возвращение назад – это не выход, как учил нас Маркс. В последние десятилетия мы стали лучше понимать социальную стратификацию цисгендерных и трансгендерных женщин в соотношении с классовой, этнической, расовой принадлежностью, возрастом, трудоспособностью и сексуальной ориентацией.

Вызов для феминистского движения состоит в том, чтобы артикулировать виды деятельности, организации и требований таким образом, чтобы не скрывать все эти различия, а, наоборот, уделять им серьезное внимание.

Разнообразие должно стать нашим оружием, а не помехой, не тем, что нас разъединяет.

Но чтобы прийти к этому, нам нужно сделать видимыми, прежде всего, самые притесняемые сегменты цисгендерного и трансгендерного женских сообществ, предоставить им голос и позволить им играть ведущую роль. Другими словами, прийти к настоящей политике универсализма можно не абстрагируясь от различий, а только сочетая их в рамках более всеобъемлющей критики капиталистических и гетеропатриархальных социальных отношений.

Каждая политическая субъективация, основанная на определенном типе угнетения, может сделать нас более проницательными к тому, как капитализм, расизм и сексизм влияют на наши жизни.

— Право женщин на выбор и борьба с насилием кажутся более централизующими темами, чем, например, трудовые права женщин. Есть профсоюзы, которые продолжают отстаивать права женщин, профсоюзы, которые призывают к забастовкам на 8 марта, как во Франции, где Всеобщая конфедерация труда (CGT) и организация «Солидарные, объединенные, демократические» (SUD) призвали бастовать с 15:40, чтобы обратить внимание на разрыв в заработной плате между женщинами и мужчинами. Думаешь ли ты, что проще мобилизовать женщин на локальном уровне, на уровне сообщества, чем на рабочих местах?

Напротив, я бы сказала, что именно желание сделать заметным женский труд и обращение к женщинам не просто как к женщинам, но как к трудящимся, характеризует это новое феминистское движение. Мы не случайно переняли в связи с 8 марта термин «забастовка». В ряде стран есть конкретные национальные платформы, которые подчеркивают, что насилие над женщинами – это не просто межличностное или домашнее насилие, это также медленное насилие капиталистического рынка, это насилие расизма, исламофобии, миграционных политики и войн.

Мы мобилизуем женщин как женщин и как трудящихся: это стало одним из самых действенных посланий 8 марта. Здесь не стоит вопрос выбора.

И именно поэтому мы в Соединенных Штатах взяли на вооружение лозунг «феминизма для 99%»: мы хотим создать классовое феминистское движение, так как мы прекрасно понимаем, что женщины, в частности, подверженные расовой дискриминации, являются наиболее эксплуатируемым сегментом рабочего класса и вместе с тем сегментом, который работает больше всего, дома и вне его.

— В США высказывалось мнение, что призыв женщин к забастовке – это призыв к женщинам из привилегированных классов. Вы оспаривали эту позицию, и я не думаю, что она возможна где-либо за рубежом. Дело в Хиллари Клинтон, в сторонниках Демократической партии?

Заявление о том, что забастовка – занятие для избранных, безусловно, абсурдно, ужасно высокомерно и к тому же антиисторично. Но интересно то, как типично либеральный дискурс о привилегиях и вине белого человека используется здесь в антирабочих и антипрофсоюзных целях. Утверждение, что бастовать – это удел привилегированных, подразумевает также, что рабочие, состоящие в профсоюзах, рабочие, имеющие право на забастовку, в некоторой степени «привилегированны». За скобками остается тот факт, что если у рабочих есть профсоюз и трудовые права, то только потому, что они шли на риск в упорной борьбе за них.

Более того, в этом заявлении игнорируется тот факт, что женщины-мигрантки и небелые женщины исторически сталкивались с серьезными рисками в борьбе за свои права и не нуждаются сейчас в покровительственных лекциях о том, что они могут и чего не могут делать. Что касается феминистских сторонниц Кампании за права человека, то Морин Шоу в своей критике Женской забастовки, по сути, предложила этим женщинам в качестве лучшего способа борьбы воззвать к своим представителям среди Демократов. Вот и всё, что стоит на самом деле за рассуждениями о том, что «забастовка это для привилегированных женщин».

— Какие ваши мысли по поводу того, что делать дальше?

В США мы продолжим работать вместе с нашей национальной общественной коалицией и будем стараться, чтобы участие в мобилизации мигрантов 1 мая было как можно более массовым.

В целом, я думаю, что феминистское движение должно стараться выходить на широкие общественных слои и становиться ведущей силой в процессе возрождения крупных социальных движений. Естественно, это будет также зависеть от способности левых преодолеть сексистские предрассудки, которые по-прежнему существуют. Если левые во всем мире не поймут, что феминистки теперь идут впереди, не оценят по достоинству этот факт и не подстроятся под него, то нанесут серьезный ущерб себе и всему рабочему классу.

Оригинал статьи.
Перевод Ольги Шпилько

 

One thought on “Феминистки сегодня впереди

Добавить комментарий для Изик Бамбара Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *