Ленин, Докинз, Charlie

Чем марксистский атеизм Ленина принципиально отличается от атеизма Ричарда Докинза, а его непримиримость к религии — от непримиримости Charlie Неbdo.

В статье «Ленин на Майдане» я уже имел случай показать, насколько актуальным является сегодня политический мыслитель Владимир Ульянов. Разумеется, нельзя читать Ленина, вырывая написанное им из исторического контекста. И, тем не менее, перед нами, без преувеличения, блестящие образцы политической публицистики, некоторые из которых воспринимаются как часть современной полемики. Один из таких текстов – «Об отношении рабочей партии к религии», был опубликован в 1909 году в газете «Пролетарий». Эта статья интересна тем, что в ней Ленин обосновывает принципы марксистского атеизма в противовес либеральным критиками религии, наследниками которых сегодня являются такие популяризаторы науки, какРичард Докинз и менее остроумные, но более эпатажные борцы с религиозным дурманом, как Невзоров или авторы Charlie Hebdo.  

Во многом общественный интерес к антирелигиозной критике прогрессивен. Тот же Ричард Докинз с его беспощадной рациональностью и темпераментом борца дает хорошую прививку против умственного оппортунизма и гнилого постмодернистского «плюрализма». Но наряду с прогрессивным содержанием, либеральный атеизм содержит и реакционный компонент: защита светских ценностей и идеалов просвещения сплошь и рядом перерастает в исламофобию, оправдание дискриминации, авторитаризма, военных интервенций. В итоге некоторые либералы и левые фактически смыкаются с ультраправыми, предлагая выбор между «демократией» и терпимостью. Причем грань между защитой постхристианской Европы от «орд варваров» и консервативным стремлением вернуться в лоно христианской цивилизации становится все более размытой.

Марксистский атеизм Ленина имеет те же корни, что и рационализм авторов вроде Докинза, рассматривающих религию как интеллектуальную ошибку, плод невежества, обмана или безумия.

«Мы должны бороться с религией, — пишет Ленин, — Это — азбука всего материализма и, следовательно, марксизма. Но, — продолжает он, — марксизм не есть материализм, остановившийся на азбуке. Марксизм идет дальше».

Слушая саркастичные антирелигиозные проповеди Докинза или читая его книгу «Бог как иллюзия», трудно отделаться от мысли, что выдающийся ученый опоздал на два-три века со своими опровержениями бытия бога. Конечно, можно возразить, что по уровню невежества современное (не только российское) общество уже сравнимо с временами Гельвеция и Гольбаха, а тиражируемые СМИ антинаучные концепции бросают серьезный вызов авторитету науки. Однако нужно разделять иллюзии просветителей XVIII века, чтобы всерьез полагать, что такой социальный феномен, как религия, может быть изжит посредством пропаганды скептицизма. Ленин прекрасно понимал это еще в 1909 году:

«Надо уметь бороться с религией, а для этого надо материалистически объяснить источник веры и религии у масс. Борьбу с религией нельзя ограничивать абстрактно-идеологической проповедью… эту борьбу надо поставить в связь с конкретной практикой классового движения, направленного к устранению социальных корней религии».

Что это за социальные корни? Невежество? Человеческая природа? Массовое помешательство? Гипноз СМИ? Этнокультурные особенности? «Нет, — отвечает Ленин, — Такой взгляд недостаточно глубоко, не материалистически, а идеалистически объясняет корни религии… Социальная придавленность трудящихся масс, кажущаяся полная беспомощность их перед слепыми силами капитализма, который причиняет ежедневно и ежечасно в тысячу раз больше самых ужасных страданий, самых диких мучений рядовым рабочим людям, чем всякие из ряда вон выходящие события вроде войн, землетрясений и т. д., — вот в чем самый глубокий современный корень религии».

Вслед за Марксом Ленин видит в религии «опиум народа». Если продолжить эту аналогию, можно сказать: так же, как употребление тяжелых наркотиков не лечится пропагандой здорового образа жизни, никакая пропаганда здравого смысла не способна устранить общественную потребность в религии. Дело в том, что религиозная вера является не только «опиумом», она еще и «сердце бессердечного мира», «дух бездушных порядков». Объясняя эти несколько темные формулировки Маркса, Ленин говорит:

«Страх перед слепой силой капитала, которая слепа, ибо не может быть предусмотрена массами народа, которая на каждом шагу жизни пролетария и мелкого хозяйчика грозит принести ему и приносит «внезапное», «неожиданное», «случайное» разорение, гибель, превращение в нищего, в паупера, в проститутку, голодную смерть, — вот… корень современной религии».

Религия – не вирус, разъедающий общество, а иррациональное отражение социального опыта масс, их беспомощности перед слепыми силами экономики и политики, пришедшими на смену слепым силам природы. Именно поэтому аргументы из области естественных наук бьют мимо цели. Террористы ИГИЛ взрывают себя не потому, что плохо учили биологию или физику. Подъем политического ислама можно объяснять разными факторами: например, провалом левого прогрессистского национализма в странах Ближнего Востока или ультраконсервативной реакцией на расизм, неоколониализм, империалистические интервенции (в этом случае законно сближение исламизма с европейским фашизмом). Аналогичным образом православный фундаментализм можно объяснить последствиями реформ 90-х годов и эксплуатацией этих последствий российским правящим классом. Обо всем этом можно спорить, но ясно одно: современная религия есть выражение беспомощности людей не перед миром природы, как это было в прошлом, а перед самим обществом. Она является, с одной стороны, метафорой этого общества, в котором господствуют непонятные и неподвластные человеку силы, а с другой – протестом против неопределенности, несправедливости и бессмысленности, которых полна современная жизнь. Протестом, конечно, эскапистским и реакционным по своей сути.   

charlie

Значит ли это, что нужно оставить в стороне антирелигиозную пропаганду, проявлять толерантность к чувствам верующих, идти на компромиссы с предрассудками, многие из которых совсем не безобидны? Ленин не отвечает ни «да», ни «нет». Для него борьба с религией является лишь одним из элементов более общего проекта социального освобождения. Он пишет:

«Отделять абсолютной, непереходимой гранью теоретическую пропаганду атеизма, т. е. разрушение религиозных верований у известных слоев пролетариата, и успех, ход, условия классовой борьбы этих слоев — значит рассуждать недиалектически, превращать в абсолютную грань то, что есть подвижная, относительная грань, — значит насильственно разрывать то, что неразрывно связано в живой действительности».

Поясняя эту мысль, Ленин приводит пример с забастовкой, в которой участвуют рабочие социал-демократы и члены распространенных в то время в Европе христианских профсоюзов:

«Для марксиста обязательно успех стачечного движения поставить на первый план, обязательно решительно противодействовать разделению рабочих в этой борьбе на атеистов и христиан, решительно бороться против такого разделения. Атеистическая проповедь может оказаться при таких условиях и излишней, и вредной — не с точки зрения обывательских соображений о неотпугивании отсталых слоев… а с точки зрения действительного прогресса классовой борьбы, которая в обстановке современного капиталистического общества во сто раз лучше приведет христиан-рабочих к социал-демократии и к атеизму, чем голая атеистическая проповедь».

Если взять более свежий пример, можно сказать, что оскорбительные исламофобные выходки в духе Charlie Hebdo являются реакционным фактором с точки зрения развернувшегося во Франции движения против «закона о труде». Вовлечение трудящихся-мусульман в это левое и демократическое движение было бы во сто крат полезнее для борьбы с влиянием исламизма, чем очередные карикатуры на Пророка. Это, однако, не означает, что французские левые должны заигрывать с исламом или скрывать свое отрицательное отношение к шариату.

Точно так же, если бы завтра в России начались социальные протесты, то, следуя логике Ленина, было бы ошибкой бескомпромиссно настаивать на присутствии в них радужных флагов. Однако «левым» гомофобам не стоит слишком радоваться. Озвучиваемые столь часто «обывательские соображения о неотпугивании отсталых слоев» Ленин считает недостойными. Грань между тактическими интересами (единство борющихся рабочих) и обывательскими соображениями состоит для Ленина в следующем: марксисты не должны идти ни на малейшие уступки реакционным воззрениям (в том числе, потакая им в собственной среде), они не могут также скрывать своих взглядов перед внешней аудиторией, но вправе решать, насколько в каждом конкретном случае уместно, целесообразно, полезно выдвижение тех или иных лозунгов, использование той или иной риторики, расставление тех или иных акцентов.

Впрочем, не стоит слишком обольщаться и тем, кому, по прочтении статьи, Ленин мог бы показаться проповедником толерантности (ведь он даже допускает членство в РСДРП священников, при условии, если они не будут выходить за рамки социал-демократической программы). Проявляя гибкость в вопросах тактики, Ленин не проявляет никакой терпимости к идейной эклектике, примером которой для него служит «богостроительство» (течение, дань которому отдали такие марксистские интеллектуалы, как Луначарский и Горький). Как мыслитель Ленин так же непримирим к любой форме религиозного сознания, как и Ричард Докинз.

«Богоискательство отличается от богостроительства или богосозидательства или боготворчества и т. п. ничуть не больше, чем желтый черт отличается от черта синего… Всякий бо­женька есть труположство — будь это самый чистень­кий, идеальный, не искомый, а построяемый боженька, все равно», — пишет он в гневном письме к Горькому.

При этом Ильич несравнимо более строг к интеллектуалам, производителям знания, чем к отсталым трудящимся: «Положение: «социализм есть религия» для одних есть форма перехода от религии к социализму, для других — от социализма к религии». Полагаю, современным атеистам и здесь есть чему поучиться у Ленина. 

Иван Овсянников. 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *